Выбрать главу

— А ваще там знаешь что? Ну, где на твоей Карте, морозовской, Чальмны Варэ проступают, на северо-востоке… там деревообделочный комбинат открыли пару лет как. Мебель из карельской березы ваяют. И другие дерева туда же, в доски перегоняют. Знаешь, кто у комбината в соучредителях? Маркарян, твой знакомец. Вернее, скоро познакомишься. А знаешь про такое чудо в вашем Питере-Шмитере? Как об стену комбината машины гробятся? Ночами. В лепешку! А седоки — в фарш! Слышал, как им хрен-те че мерещится?

На сей раз, для разнообразия видимо, меня прошиб холодный пот, я механически отер со лба испарину. Один чудило на другую букву, называвший себя водителем автомобиля, пострадавшего в такой аварии (фотки, сделанные на следующий день после ДТП братом водителя, я видел в мобильнике, слово “пострадавший” относительно этой груды мятого металла и запчастей в радиусе десяти метров звучало слишком щадяще), явился к нам в редакцию, требовал отвести ему разворот под специальный репортаж. Мол, он ехал ночью, никого не трогал, и вдруг, как поравнялся с оградой древообделочного комбината, перед ним выскочили, как из земли, три агромадные сосны (он засветил мне рукой под глаз, показывая охват сосен), — и он руль вправо, чтобы их объехать, а там стена бетонная, вот его и так-перетак, трам-тарарам, ёшь твою налево, направо и во все отверстия!.. Мы его еле-еле утихомирили и спровадили, а он и на лестнице, и на улице все завывал про свои агромадные сосны.

— Во-во, — прочитал мои мысли бомж-Володя. — Слыхал, ага? А таких знаешь, сколько было? Пять раз по десять! А ментура дела не заводит, на тормозах спускает. Им висяки на себя вешать неохота, вот они и крутят-мутят, легаши поганые… И от вас, от журлов, скрывают. А дело-то серьезное!.. Ты, домой-то как вернешься, поразузнай… да посчитай… сколько народу в этом лесу побилось…

Выпал мне сегодня вечер вопросов и ответов. Хотя было еще далеко до вечера, долгий карельский день лишь слегка налился спело, усталой желтизной…

— Но почему так?..

На меня остро глянули голубые мудрые глаза:

— Карельские деревья на комбинате не только умирают, но и теряют свою физическую сущность. Естественно, источают энергетические флюиды… мощнейшие… любая бы плазмография показала, какой всплеск посмертной активности деревьев в этой зоне. Но никто и никогда не делал плазмографию ДОКу. Лес цепляется за жизнь, лес мстит своим обидчикам. Мебель элит-класса из карельской березы для гламурных спален — это преступление. Еще одно в ряду преступлений против природы. Которые благословил своей необдуманной, злополучной фразой горделивый селекционер. Помнишь? “Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача” — это из предисловия к “отчетной” работе Ивана Мичурина “Итоги шестидесятилетних трудов по выведению новых сортов плодовых растений”, издание третье, Москва, 1934 год… Не читал? Зря, занимательная книжица… Их надо остановить, Антон. Миша…

Глава XI

Сергей Шаргунов

Совесть

Сергей Шаргунов (1980) — живет в Москве. Прозаик, журналист, критик. Автор книг “Как меня зовут?”, “Два острова”, “Ура!”, “Битва за воздух свободы”, “Птичий грипп”, “Книга без фотографий”. Печатался в журналах “Новый мир”, “Арион”, “Вопросы литературы”, “Континент”, “Знамя”. Лауреат премии “Дебют” за повесть “Малыш наказан” (2002), лауреат Государственной премии Москвы в области литературы и искусства.

…Всю дорогу к кафе “Чальмны Варэ” я почему-то думал про совесть.

Жизнь — это дом. Однажды (например, в тридцать — практически мой случай) вы обнаруживаете, что дом захламлен.

Дом завален мусором, коробками, ломаной мебелью. Есть лишь небольшой пригожий, подметенный кусок — садись на пол безвольной куклой, обхвати голову руками и жди седины.

Мусор — искренние порывы и вынужденные уступки, встречи и речи, самообман и лукавство, дипломатичность и вспыльчивость. Все — трата времени.

Не мусор — минуты, озаренные влюбленностью, обжигавшие гордостью великодушного завоевателя, минуты нежности с ребенком, минуты, когда переживал за других, когда писал увлеченно, когда перечитывал, видя, что написал хорошо, когда бросал боевые кличи от чистого сердца.

Остальное как-то бессовестно, суетливая скверна.