“Уж лучше бы по голове дали, — подумал Антон. — Как бы отсюда сбежать?”
— Я не за бесплатно, голубчик. Я же все понимаю. Живешь ты не так, как заслуживаешь. Где те машины, где те женщины, где тот почет и уважение? Скука, тоска, дешевые ботинки, часы… да все дешевое, Антон. Работа курам на смех, НЛО — хренэло. Сорок тысяч.
Антона всего передернуло, ему захотелось отодвинуться от Маркаряна, как от одержимого. Он почувствовал, что снова погружается в какой-то бред, назойливый, душный кошмар. Даже желудок, ошпаренный водкой, скрутило и прижало к позвоночнику.
— Долларов, долларов, — захихикал Маркарян, наблюдая реакцию Антона. — Ты не бойся, голубчик, не обижу.
— Вы кто? Сумасшедший? Я не понимаю, о чем вы говорите. У меня работа, может, и мелковата, но с сумасшедшими приходилось сталкиваться, вашу породу знаю. И в редакцию отзваниваюсь постоянно, там знают, куда я поехал, с кем и где встречаюсь. Так что я сейчас ухожу, а…
— Семьдесят пять, — перебил его Маркарян и добавил просительно: — Подумайте, не отказывайтесь сразу. Вы не смотрите, что я наседаю или угрожаю чем-то. Характер такой. Резковат, каюсь. А вот и ушица!
Подошла официантка, поставила перед ними две дымящиеся тарелки с прозрачной ухой, над столом разлился богатый запах семги.
— Приятного аппетита, — сказал со стены медведь механическим голосом и мигнул глазами; это сразу успокоило Антона.
— Спасибо, — машинально ответил он, сел на место и погрузил ложку в горячее варево. — Странное место вы выбрали для встречи, Иннокентий Витальевич.
— Готовят хорошо, тихо здесь, чисто, — по-человечески ответил Маркарян. — Давайте поедим, она того стоит, ушица-то.
Ушица и правда того стоила. Антон быстро проглотил полтарелки. Они еще выпили. Доедал он уже медленнее, смакуя каждую ложку, а сам между тем размышлял.
“Маркарян этот, конечно, не случайный господин, никакой не правозащитник, конечно. Откуда он знает, что у Антона есть эта непонятная карта? И главное — что он про нее знает? Надо бы поторговаться с ним, поторговаться и выведать побольше, я все-таки журналист, профессионал, кто бы что ни думал”.
— Хорошие деньги, — заговорил Антон. — Хорошие. На лесопилке зарабатываете?
— Уважаю, — понимающе сощурился Маркарян. — Информация — ваше все. У тебя, Антон, может, информации этой столько… — глаза Маркаряна жадно и недобро заблестели. — Горы, реки, леса — это, голубчик, как страну на себе носить, такое и тех, что посильнее тебя, придавливало. А что с ней делать, вы знаете? С информацией, голубчик, надо уметь обращаться.
“Да уж как-нибудь разберусь. Тоже мне лоха нашел”, — подумал Антон. В голове у него дрожал вопрос: спросить про карту прямо или нет? Ведь ходит Маркарян кругами, как леший, намекает… И хочется спросить, рубануть прямо. И страшно: кажется, что если это “частное лицо” так прямо и услышит “карта”, то случится что-то, что уже не поправить. Мысли Антона путались, будто блуждал он по лесу и не находил своей тропы. Кто он, Антон Н-н-непомнящий? Не так уж просто теперь ответить на этот вопрос, когда жизнь раздваивается, тащит тебя сама за тридевять земель куда глаза глядят. “Стоп! — Антон попытался взять себя в руки. — Самый простой ответ будет самым верным. Кто я, Антон Непомнящий? Специалист по связям с общественностью. Я создаю общественное мнение. Я никогда не должен защищаться. Я должен нападать!”
Антон доел уху и отодвинул тарелку в сторону.
— Что с Лембоевым случилось, мы выяснили. А что с мэром, не подскажете?
— А что с мэром? Аппендицит — чума двадцать первого века. Пил человек и не закусывал. То есть закусывал, конечно… Бюджетиками, дотациями, национальными богатствами. С такого, бывает, и проносит. В России, знаете ли, долго запрягают, да быстро под гору летят. Хех!
— А вы что же, социалист? За Россию радеете?
— Это вы, голубчик, социалист, раз от таких денег отказываетесь. Вашим социализмом объясняется же и ваше недоумение по поводу метаисторической акции Степана Лембоева. Слыхали когда-нибудь историю о медвежатнике, который оставил возле сейфа “кучу” в качестве эквивалента украденного. Так и мы, новые хозяева земли карельской, переводим добро на говно.
Маркарян утер расплывшиеся в самодовольной улыбке губы салфеткой, скомкал ее и бросил в пустую тарелку Антона.
— Они ведь тут что, — вдохновенно продолжил он. — Нойды, саамы, сёй, сёй… Россию Север спасет… Подморозить, чтоб не сгнило, так сказать. А мы нойдов этих, голубчик, на лесопилке под зубастые колеса кубометрами, кубогектарами пускаем. Все эти души берез, глаза лесов, сердца камней. Все эти ваши метафоры. Россия — страна сентиментальных метафор, уподоблений… Все приблизительно, за тридевять земель, после дождичка в четверг, куда глаза глядят… Где все это? А нигде. Небесная Россия. Прощальный пароход с философами. Все вывернуто наизнанку, все не то, чем кажется. Встречаешь бомжа — а он вовсе и не бомж, встречаешь правозащитника — а он…