От этих слов Антона почему-то взяла злоба. С чего это вдруг Маркарян заговорил про кино? И этот надменный тон хозяина жизни… Насмотревшись на пиар-кампании политиков и общественных деятелей, Антон терпеть не мог, когда эта сытая сволочь заводит пафосные рассуждения о России, еще и размахивая при этом долларами.
— Вы же сами полчаса назад говорили, что деньги — это дерьмо. А хотите, чтобы я взял сумку и принес это дерьмо в свой дом? Я не возьму это в свой дом. Я буду честным дураком. В России, где самое главное деньги, это главный национальный тип.
Антон собрал щепотью последние крошки пирога и кинул их в рот.
— К тому же что я куплю на эти деньги? Собольи шубы жене и теще? Себе шинельку с бобровым воротником? И внедорожник на сдачу.
— Вы что, цену набиваете?
— Я? Да нет, что вы. Ну, конечно, три миллиона — это неприличные копейки. Но дадите вы мне больше, будет это не “Ленд крузер”, а “Бентли” — по существу никакой разницы. Я же пиарщик, хорошо знаю, как за деньги статус покупается. Сегодня и джинсы за миллион купить можно, а все равно штаны — задницу прикрывать.
— Да и вы себя, Антон, только называете “честным дураком”, а все равно о своей личной заднице думаете. А еще меня пошлым злодеем выставляете. И правильно выставляете, я на эти деньги сейчас пойду возьму наркоты и буду детям возле школ раздавать. А вы что с этими деньгами? Что, жизнь кому-нибудь спасете? Детдому отвалите? Джинсы… Благородные речи, а мысли овечьи. Ты уж пойми, Антон Непомнящий, кто ты есть, и чужого на себя не бери. Я тебе по-хорошему предлагал от чужой вещи избавиться. А ты понты включаешь. Три миллиона ему копейки, ты хоть понимаешь, с кем торгуешься?
— Да хоть с чертом лысым! Мне по барабану. Достал уже.
Тут в кармане у Антона раздался резкий, как будильник сквозь сон, звонок. Антон достал из кармана трубку и увидел на экране имя, которое ввел в память телефона в поезде, сохраняя номер звонившего: Маркарян.
— Что за хрень! — изумился Антон и поднял глаза на своего собеседника.
Напротив него за столом никого не было. Антон вскочил. Прибежала испуганная Анечка.
— Ответьте, ответьте скорее! — закричала она Антону.
Антон машинально нажал на зеленую клавишу.
— Алло.
— Антон, где вы? Это Иннокентий Витальевич, мы договаривались, что вы позвоните. У вас аккумулятор сел? Я уже час не могу до вас дозвониться. Где вы сейчас?
— Я в “Чальмны Варэ”, — Антон растерянно озирался по сторонам. — Доехал на такси в эту дыру.
— Что-что? В какую дыру? “Чальмны Варэ” — в центре города, там от вокзала пешком-то минут десять.
— Что?! Извините, здесь какой-то бред творится. Я перезвоню вам, мне надо выбраться… то есть, тьфу, разобраться.
Антон, не дожидаясь ответа, нажал отбой.
— Что вы делаете! — воскликнула Анна. — Зачем вы с ним говорили! Вы что, не понимаете, что здесь творится?!
— Что здесь творится? — повторил Антон и устало рухнул на свое место. — Я не понимаю. Кто этот хрен в полосатом костюме? Откуда он знает про…
— Не говорите! Не говорите об этом! Об этом нельзя говорить, об этом следует молчать. Не называйте имен, настоящих имен. Неужели вы не поняли, что он все время провоцировал вас на это — чтобы вы назвали вещи своими именами. Видите? — Анна указала пальцем на шкуру медведя на стене. — Мы не называем его настоящего имени, чтобы он не пришел. А вы мелете языком как…
— Господи боже, а вы-то кто?! Только не говорите, что вы тут официанткой работаете!
— Бедный, бедный Антон… — Анна сделала шаг вперед, взяла взметнувшуюся руку Антона, погладила ее и опустила на стол. — Я действительно здесь официанткой работаю. Но разве вы не знаете, что совы не то, чем кажутся. Запомните это. Или запишите… — Анна ласково улыбнулась. — На диктофон.
— Я запишу это тысячу раз на сером веществе своего мозга, только скажите, с кем я сейчас говорил по телефону и кто сидел со мной за столом?
— Да он же вам сам все сказал! Он хозяином хочет стать. Он тех, кто здесь испокон веку жил, под зубастые колеса на конвейер кладет. Вы же умный человек, Антон. Вы же видите, что они всю Россию к рукам прибрали. Последние остались уголки. За них теперь идет война.
Антон не отрываясь смотрел в бледные глаза Анны, и ее лицо плыло перед ним, будто освещенное дрожащим огнем очага. И вот уже не официантка из придорожного кафе стоит перед ним, а карельская женщина, которую он видел когда-то давно. То ли в детстве видел, то ли во сне. Парное тепло идет от ее живота. И пахнет от рук этой женщины дымящейся вареной олениной.