— Алкатель?
— Вот! Да. Так что ты думаешь — рассердился я вскоре на жену, по пустякам, конечно. Даже не кричал, просто рассердился. Так алкбтель этот просто взорвался. Не выдержал! Добро еще, что никого не покалечил, — осколки там, то-се…
— Так может, это совпадение?
— Я поначалу тоже так подумал, через пару месяцев еще один купил, и та же история случилась. В общем, это все мне до лампочки, главное, что нельзя мне позвонить ну никак вообще. Поэтому связь только через Маркаряна. Но ты все прошлепал, даром что Прошлец.
Мне было очень неприятно, но я понимал, что Лембоев имеет право так со мной разговаривать.
— Кстати, Степан, а мэра-то и вице-мэра в результате вы кокнули?
— Нет, — без раздумий ответил Лембоев, но при этом так самодовольно и хитро усмехнулся, подняв брови, что сомнений не было — это сделал именно он.
— Ну, раз уж мы встретились, может, вы расскажете, что вообще все это значит? — спросил я.
— Да. Расскажу. Ты, конечно, дурак, но еще молодой, поэтому не безнадежный. В общем, так. Тебе надо пройти сквозь портал. Который в Чальмны Варэ. Дорогу подскажет карта, ты ее из носка-то вытащил?
— Да, — сказал я, похлопав рукой по свитеру. — В кармане рубашки она.
— Хорошо, — одобрил Лембоев. — Близко к сердцу — хорошо. Сердце — не камень, подскажет и поможет. Если пройдешь сквозь терминал, держа карту в руках, да еще и нужное заклинание произнося, — будет у нас шанс, верю в это.
— Шанс на что?
Лембоев щелкнул пальцами, снова появилась кондукторша.
— Мне еще коньяку, пожалуйста. А ты все-таки выпей, коньяк — хорошее дело, — сказал колдун и со вздохом добавил: — Жаль, пью его редко. Очень редко.
Женщина таким же, что и раньше, способом преподнесла Лембоеву новую стопку.
— На что шанс, говоришь…
Он протянул руку мне, предлагая чокнуться. На сей раз я уже не отказался и выпил даже раньше Лембоева.
— Антон, ты вот журналист. Пишешь про всякую лабуду — секреты, скандалы. Так?
— Ага.
— Тебе, вообще, по душе это занятие?
— Сложно сказать. Для моего возраста — нормально. Меня сейчас не возьмут писать о политике — молод еще.
— Ну это-то ясно. Но вопрос ведь другой — тебе нравится?
— Средне. Главное — деньги и опыт. Хотя на такой я не рассчитывал, — хмыкнул я, не уточняя, но, вероятно, колдун все понял и сам.
— То есть, если бы тебе дали возможность, ты бы стал писать о чем-то посерьезнее, чем тайны дерьмовозок?
— Сложно сказать, — повторил я. — Наверное, да. Я вообще интересуюсь жизнью страны.
— Хорошо, — кивнул Лембоев. — Тогда ты меня поймешь. Это все про шанс. Тебе не кажется, что в стране творится хрен знает что?
— Скорее да, чем нет, — ответил я.
— Вот и мне так кажется. А точнее, я это знаю точно. У нас кавардак везде. Свобода есть? Нет свободы.
Лембоев прервался, чтобы допить коньяк. Я молча ждал.
— Я, конечно, телевизор не смотрю, у меня его просто нет, — продолжил он. — И газет не читаю. Но мне обо всем рассказывает Маркарян, а ему я верю, как себе. Он вообще мне много про что рассказал. Про права человека тоже. С этим делом тоже караул. Я же сам человек почти необразованный, читать-писать с трудом умею — и все, считаю плохо — только деньги, ну и баранку крутить умею. Все остальное я чувствую. И чувствую, что нам настает полный этот самый, ага. А началось все давно. Вот как седой ушел, так через полгода сразу стало казаться, что все наперекосяк. То корабль потоп, то башня у вас чуть не рухнула, то в кино всех перерезали, то в школе всех убили, то в метро, то рынок грохнули.
Лембоев говорил не очень быстро, но я слушал с максимальным вниманием и напряжением, потому что постоянно приходилось догадываться, что он имеет в виду. Ни одной фамилии (кроме Маркаряна), ни одного конкретного названия он не упоминал.
— А сколько мелочей я не знаю, просто потому что мне не рассказали, а сам я нигде и ничего? И это ведь все не случайно. Это злая воля тех, кто там. Я силюсь-силюсь понять, зачем им это надо, и не понимаю. Не моего это ума дело. Наверное, только из-за денег. А они вон нефть качают и продают. Леса вырубают. Тебе Володя рассказывал про карельские деревья? Он лично за них переживает. Но это все-таки мелочи. Тут важно в целом. Ты помнишь дикую жару этим летом? Лесные пожары, дым? Сам Нижний чуть не сгорел! В Москве, как говорили, тоже было тяжко. Ты думаешь, это все просто так? Случайность? Да ни хрена. Это все нарастает. И скоро прорвет.
Лембоев отвел взгляд за окно.
— Моей матери пенсию платят — пять тысяч. А ей, между прочим, восемьдесят лет. Она блокаду пережила, потом сорок лет на заводе работала и не бумажки там перекладывала. А ей — пять тысяч. И так всем. Почему? А нам разве больше будут давать? Вот с моей зарплаты отнимают сколько-то, говорят, в фонд какой-то, для пенсии. А все равно ведь нагреют (Лембоев вместо “нагреют” употребил другое слово), я не сомневаюсь. Лысый обещает, что у меня пенсия будет тридцать тысяч в месяц. А платить все равно будут пять. Или тридцать, но хлеб будет стоить по полтораста рублей.