— А ты помолчи!
Ольга Пахомовна подбежала к радиоле, которая стояла в углу на стуле, включила ее, поставив пластинку. Похрипела иголка, и сквозь шорохи и время грянула полька.
— Не ту хотела! — возбужденно сказала Ольга Пахомовна.— Ладно! И полечка сойдет.
Эфирное Создание стала лихо отплясывать польку, громко пристукивая каблуками, и Костя увидел, что действительно получается все у нее пластично, красиво, только движения полных рук, вспархивающих над головой, были смешными.
Начали стучать в потолок.
— Ага! — закричала Ольга Пахомовна.— Таракан из спячки вышел! Под нами один хмырь пенсионный живет,— говорила она Косте, продолжая отбивать дробь каблуками.— Мы со Славкой его Тараканом зовем. Все доносы пишет в разные конторы. У-у! Тараканище! — погрозила она полу и, подлетев к радиоле, пустила ее на полную мощность.
Теперь стучали в стену с ковриком.
— Так,— злорадно сказала Ольга Пахомовна.— Квашня включилась. Там у нас Квашня живет, она же мадам Пельзицкая. «Ах, я пани! Я из Кракова!»
Полька кончилась, некоторое время скрежетала пластинка, потом сработал стоп-механизм, громко щелкнув. В потолок и стену продолжали стучать.
Ольга Пахомовна неверной походкой пошла к радиоле, но возле серванта вдруг остановилась, повернулась к Косте:
— Ты, наверно, любишь книжки читать?
— Люблю...— растерянно сказал мальчик.
— Тогда... забирай! — Ольга Пахомовна открыла деревянную створку серванта, на пол полетели книги. Костя успел прочесть названия: «Королева Марго», «Три мушкетера», «Воскресение».— Мой охламон все равно не читает. Зачем добру так валяться? Бери, бери!
И в это время громко застучали во входную дверь.
— Жоржик! — радостно закричала Ольга Пахомовна.— Его стук!
Она ринулась к зеркалу, стала поправлять прическу.
Жгут с хмурым лицом пошел открывать дверь.
Скоро он вернулся, а за ним развинченной походкой в комнату вошел мужчина неопределенного возраста в клетчатом костюме. У пришельца были продолговатое бледное лицо, длинный хищный нос с горбинкой, глубокие глазницы, такие глубокие, что тень скрывала глаза. Движения мужчины были гибкими, плавными, и Костя подумал, что клетчатый незнакомец похож на удава.
— Жоржик! Миленький! — заворковала Эфирное Создание, направляясь к гостю танцующим шагом.
Жоржик протянул Жгуту сверток, сказал ровным, бесцветным голосом:
— Пузырь — в холодильник, отбивные — на сковородку...— Он скользнул взглядом по Лене и Косте.— Остальные — кыш!
— Пошли,— сказала Лена, взяв Костю за руку.— Нам тут больше делать нечего.
Костя и опомниться не успел, как они оказались во дворе.
— Постоим под липой,— тихо предложила Лена.
Все, что происходило, Костя воспринимал как сон: она с ним! Рядом. Если решиться, можно тронуть ее рукой.
— Гад полосатый! — вдруг со злостью сказала Лена.
— Кто?..
— Да этот, новый хахаль Эфирного Создания. Придет и всех гонит. Вот до него был дядя Петя, «сантехник первого класса».— Лена коротко хохотнула.— Он так сам себя называл. Напьется и проспит весь вечер на диване. Только похрапывает под музыку!
Костя изумленно молчал.
Они стояли под старой липой. Был поздний вечер, и, похоже, опять собирался дождь.
— И почему все так? — снова заговорила Лена.— Ведь Эфирное Создание хорошая, добрая, веселая, И Жгута любит. А он ее, по-моему, еще больше. Только Жгут...— Лена вдруг оборвала себя.
— Что? — спросил Костя.
— Поклянись, что никому ни слова.
— Клянусь.
— Понимаешь... Жгут ворует. Иногда...
— Ворует? — ахнул Костя,
— Да...— Лена говорила шепотом.— Это редко бывает. Он для матери.
— Для матери? Это как? Зачем?
— Ну... Ей иногда позарез надо опохмелиться. Иначе, говорит, умереть можно...
— Лена,— перебил Костя,— значит, вы там, у Эфирного Создания, пьете?
— Кто сейчас не пьет? — сказала девочка.— Вопрос в том, как пить. Мы — по капельке, для веселья. Лично я пью так. Ты слушай. Вот ей надо опохмелиться, а денег на вино нет. Тогда Жгут и ворует. Один раз с подоконника на первом этаже аквариум с рыбками спер.— Лена посмеялась.— И загнал Глоту.
— Кому?!
— А! Барыге одному. Глот — перекупщик краденого. Я с ним, правда, незнакома. Ребята рассказывали. Да ты что на меня так смотришь? Жгут воровал раза два или три, когда Эфирному Созданию совсем плохо становилось.
— А она знает...— Костя запнулся,— ...что Жгут ворует?
— Да ты что?! — всплеснула руками Лена.— Жгут говорит, кореша выручают. То есть мы. Хорошо, ни разу не попался Жгут. А то... Точно пристроили бы его куда-нибудь в интернат или даже в колонию.
— Просто я не знаю, что и подумать,— сказал ошеломленный Костя.
— Да успокойся ты! Это бывает с Эфирным Созданием очень редко. А так она просто замечательная. И какая компанейская!
— Ты у них часто бываешь?
— Бываю. Мы все бываем.— Лена помолчала.— Ведь негде собираться, особенно осенью. А Эфирное Создание всем рада. Магнитофон крутим, песни поем. Знаешь, как Муха на гитаре играет!
— Муха! Все Муха!..— вырвалось у Кости.
— Ты что, Пчелка? — Лена засмеялась.— Во. Правильно Эфирное Создание придумала, мы тебя будем звать Пчелкой,
В листве зашумел дождь.
— Дождь! — радостно вскрикнула Лена.— Я люблю от дождя под этой липой прятаться. И вообще это мое любимое дерево.
— Почему?
— Так.— Лена погладила темную кору ствола.— Сколько живу, помню эту липу. Она все обо мне знает.
Костя подумал, что и он не представляет своей жизни без старого дерева. То есть он всегда видел липу, всю жизнь, и, если бы внезапно она исчезла, это стало бы потерей чего-то очень важного: неожиданно из твоего бытия исчезает друг.
И тут вспыхнула молния, на мгновение осветив двор, и из вечерней темноты проступили дома; листья над головой в этот короткий миг показались белыми. Победно раскатился гром.
Лена зажала уши, прошептала:
— Я боюсь грозы... Мама рассказывала: ее отца, моего деда, в деревне громом убило.
— Убить может только молнией,— сказал Костя.
— Громом! — Лена схватила Костю за руку.— Бежим! Проводишь меня до подъезда.
И они побежали под потоками дождя.
«Только папа, только он может помочь Эфирному Созданию»,— думал Костя, поднимаясь в лифте, и Томительное ощущение счастья оглушило его.
«Лена, Лена, Лена...» — твердил он про себя.
Наскоро поужинав, не ощутив вкуса еды, он сказал:
— Папа, мне надо с тобой поговорить!
— Так...— Лариса Петровна загремела в мойке посудой.— От меня уже секреты,
— Лара, ведь бывают мужские разговоры,— улыбнулся Виталий Захарович.
Отец и сын удалились в лоджию. Монотонно шумел дождь. Гроза ушла, но в отдалении еще вспыхивали зарницы.
Костя все без утайки поведал Виталию Захаровичу.
— Понимаешь, папа,— сказал он,— я просто не знал, что так могут жить люди.
— Как именно?— спросил отец.
— Бедно, неряшливо... Не знаю. Вроде бы весело, музыка. А на самом деле... И пахнет в квартире... кисло. Папа! А зачем люди пьют? Вот так, как Эфирное Создание?
— Видишь ли...— Виталий Захарович внимательно смотрел на Костю.— Пить, особенно систематически,— удел слабых людей. Жизнь — бесценный дар, и топить ее в вине... Надо осознать главное. Может быть, это покажется тебе странным, но жизнь коротка, вот в чем дело.
— Коротка? — перебил Костя. И подумал с удивлением: «Странно! То же самое говорил Владимир Георгиевич».
— Да, да! Коротка, Только в твоем возрасте кажется, что она беспредельна. Жизнь трагически коротка по сравнению с теми возможностями, которые даны человеку. Любимое дело, искусство, путешествия, любовь.