— Владимир Георгиевич!— обрадованно сказал Костя.— Здравствуйте! Как я рад, что вы пришли! Вы познакомились?
— Познакомились,— ответила Лариса Петровна, улыбнувшись.
— Подарок мой состоит из двух частей,— сказал Владимир Георгиевич. Он прошел в переднюю и вернулся с деревянным веслом, на нем была эмблема «Олимпиада—80».— Я тебе говорил: в тренировки включены походы на байдарках. С десятого числа начнем готовиться. Получай!
— Спасибо! — сказал Костя, принимая весло.
— Теперь второе.— Владимир Георгиевич извлек из кармана маленькую коробочку, раскрыл ее.— Штучка эта восточного происхождения.
На подставке из черного гранита сидела фарфоровая фигурка старого японца — олицетворение сосредоточенности, углубленности, одиночества.
— «Проникни в самого себя» — тек это называется,— сказал Владимир Георгиевич, протягивая фигурку Косте.
— Какая прелесть! — воскликнула Лариса Петровна.
— А это от нас с Дулей.— Очкарик протянул Косте картонную коробку.— Вернее, делал он. Я только помогал.
Костя снял с коробки крышку и достал макет одномачтовой яхты, изящной, легкой, той самой, которая была на схеме в книге Владислава Константиновича.
— Здорово! — сказал Костя,— Неужели Дуля сам сделал?
— Сам.— Очкарик осторожно погладил корпус яхты пальцем.— Дед говорит, у него руки настоящего мастера.
— А где же сам Дуля? — спросил Костя.
— Он...— Очкарик явно смутился,— Он сейчас придет. Немного задерживается.
В передней прозвенел звонок. Костя поспешно побежал открывать дверь.
За ним в комнату вошел Жгут со стопкой книг, аккуратно связанной алой атласной лентой.
— Вот,— сказал Жгут.— От нас с мамой.
На корешках можно было прочитать: «Три мушкетера», «Воскресение», «Королева Марго».
— А где сама Ольга Пахомовна? — спросил Виталий Захарович, и в голосе его прозвучала тревога.
— У нее в клинике...— Жгут замялся.— Как это? Активный курс лечения. Положили на две недели. Домой не пускают.
— Вот и прекрасно! — бодро воскликнул Виталий Захарович и, наверно, чтобы сгладить возникшую неловкость, повернулся к жене:—Лара, давай-ка проверим, все у нас на столе в порядке?
А Костя отвел Жгута в сторону, спросил шепотом:
— Значит, с матерью все устроилось?
— Все в норме! — В голосе Жгута прозвучала радость.— Друг твоего отца... Ну, этот психиатр... Он замечательный человек! И клиника замечательная. Прямо не знаю, как Виталия Захаровича благодарить...
— Да брось ты! — перебил Костя.
— Теперь, может, заживем по-настоящему,— Никогда Костя не видел Жгута таким возбужденным и веселым.— Мне бы ее женить. Только где хорошего мужика возьмешь? А этого Жоржика, козла клетчатого, я погнал.— И Жгут засмеялся.
В комнате часы пробили половину седьмого. Костя быстро взглянул на них. Лариса Петровна перехватила его взгляд.
— Кого еще нет, Костик? — осторожно спросила она.
— Дули и... Лены,— сказал он.
— Может быть, будем садиться? — предложил Виталий Захарович.— А они тем временем подойдут.
— Правильно! — преувеличенно оживленно сказала Лариса Петровна.— Прошу всех к столу! Прошу! Костик, зови Эдика.
...Все сидели за столом. Пустовало два стула: рядом с Костей — для Лены и между Владимиром Георгиевичем и Очкариком — для Дули. Затягивалось неловкое молчание. Костя, побледневший, напряженный, ждал...
Лариса Петровна глядела на сына.
«Да, да!..— смятенно думала она.— Теперь вижу, понимаю; все серьезно у моего мальчика. Но почему такой выбор? Где справедливость? Неужели для этой девчонки мы вырастили сына? Бред, ерунда какая-то... Но что, что делать?..»
Тяжкую тишину нарушил Эдик.
— Очевидно,— бесстрастно сказал он,— у одной нашей общей знакомой таков стиль: опаздывать. Но ведь представительницам слабого пола все...
Эдик не договорил — в передней опять звонили.
Костя метнулся открывать дверь.
В переднюю вошел Дуля. Был он совершенно новый, начиная с костюма: расклешенные «по-морскому» черные брюки, тельняшка под легкой спортивной курткой, коротко, под «бокс», подстриженные волосы — Дуля превратился в моряка. Сказать он ничего не успел.
— Где Лена?— набросился на него Костя.
— Понимаешь...— Дуля покосился на открытую дверь в большую комнату.— Ее Муха не пускает, Уже, наверно, с полчаса.
— Где они? — задохнувшись, спросил Костя.
— Внизу, в подъезде.
— Проходи, садись за стол. Я сейчас.
Костя выскочил на лестничную площадку, взглянул на кнопку лифта — она горела красным огнем, лифт был занят.
Он стал быстро спускаться по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек.
На предпоследнем лестничном марше Костя замедлил бег, стал ступать осторожно: до него доносились голоса.
— Ты глупый, глупый! — говорила Лена.— Ты ничего не понимаешь! Пчелка замечательный! Я не могу...
— Тогда,— перебил Муха,— только со мной! Понятно?
— Он же тебя не приглашал! — Отчаяние было в голосе Лены.
— Подумаешь! — сказал Муха,— Не приглашал... Ты меня пригласила! Я — твой сопровождающий.
— Нет, я пойду одна!
— Не пойдешь!
— Какой ты! Отстань! Отстань!..
Голоса смолкли. Костя осторожно спустился по лестнице, завернул за угол.
Возле окна на лестничной площадке стояли Лена и Муха. На подоконнике лежала гитара, и рядом был небрежно брошен букет гвоздик. Муха целовал Лену. Ее руки вспорхнули ему на плечи, кольцом обвились вокруг шеи.
Костя почувствовал, как бетонный пол качнулся у него под ногами, поплыли стены. Но не смотреть он не мог...
Первой его взгляд почувствовала Лена: она вырвалась из объятий Мухи, резко повернулась, увидела Костю, в смятении сделала шаг назад.
Теперь Лена и Муха смотрели на Костю.
Он медленно спустился по последнему маршу лестницы к лифту. Нажал кнопку. Сказал спокойно:
— Я вас приглашаю. Обоих.
Лена отчаянно замахала головой, молча говоря «нет». Муха неопределенно усмехнулся.
Заскрежетал лифт. Дверцы его разошлись.
— Прошу! — сказал Костя.
...В большой комнате все сидели за столом и молча ждали.
В передней хлопнула дверь, прозвучал бодрый голос Кости:
— Проходите, не стесняйтесь!
— Стесняться не в наших правилах! — ответил Муха.
И все трое появились в комнате: первым Костя — он отступил в сторону, пропуская Муху с гитарой, напряженно-спокойного, за ним растерянную, даже испуганную Лену с гвоздиками в руках.
— Разрешите представить новых гостей,— взвинченно-бодро сказал Костя,— Лена Макарова, лучшая девушка нашего двора, а может быть, и Москвы...
— Здравствуйте,— тихо сказала Лена и протянула Косте гвоздики.— На.
— Благодарю! Теперь Дмитрий Мухин! — продолжал именинник.— Он же небезызвестный Муха...
— Всему обществу,— перебил Муха,— пламенный беспартийный привет! — И он отвесил общий поклон.— Однако,— Муха вроде бы разочарованно оглядел стол,— тут, я вижу, кайф ловить особенно не на чем.
— Ничего! — даже радостно сказал Костя.— Мы будем пьяны от общества друг друга!
— Костик! — Лариса Петровна, с трудом сдерживая себя, поднялась.— Что это значит?..
— Это значит,— перебил Костя,— пора приступить к трапезе.
Муха тем временем поставил гитару в угол, независимо прошелся вдоль стола, повернулся к кухне, хищно подергал носом.
— Жареный гусь! Или утка? Я не ошибся? Обожаю дичь!
— Муха,— сказал Жгут,— кончай базарить.
— Это он от смущения,— улыбнулся Владимир Георгиевич,
— Совершенно верно! — тут же откликнулся Муxa.— Дико смущен. Простите, не знаю, как вас... Хотя наслышан.