— Леночка! — сказал Костя.— Прошу! Вот твое место.
Только сейчас он увидел, что у Лены голубоватые тени положены над глазами, тушью подкрашены ресницы.
Лена села, потупив голову.
— Один момент,— сказал Муха.— Очкарик! Ведь тебе все равно, на каком месте поглощать яства?
— Все равно...— растерянно сказал Очкарик.
— Вот и порядок! — засмеялся Муха.— А мне не все равно.
Он бесцеремонно передвинул Очкарика на свободное место, а сам сел рядом с Леной. Она оказалась между Костей и Мухой.
— Теперь все в сборе? — спросил Виталий Захарович.
— Более чем,— не сдержался Эдик.
— Что же,— сказал Виталий Захарович, вставая,— сейчас мы поднимем тост за шестнадцать лет нашего сына.— Он взглянул на торт.— Шестнадцать свечей. И каждая свечка — год жизни. Кажется, совсем недавно — вчера — я, Костя, привез из родильного дома твою маму и тебя. Никогда не забуду это чувство... Нянечка передала мне туго спеленатую куклу. Я взял ее и вдруг почувствовал, как там, под одеяльцем, шевельнулось нечто... Жизнь. Чудо... Новая жизнь. Это был ты... Помню, я подумал: каким же беспомощным приходит человек в наш, еще так плохо организованный мир. Сколько надо усилий, любви, понимания, чтобы из маленького комочка несмышленой жизни вырос настоящий человек. Я убежден, Костя, что порог своего шестнадцатилетия ты переступаешь именно таким человеком...
— Точно, в нем что-то просматривается,— перебил Муха.— Верно, Леночка?
— Вы, молодой человек, плохо воспитаны? — вежливо спросил Виталий Захарович.
— Отвратительно!— со вздохом сказал Муха.— Сам от этого страдаю.
— Бедняга! — сказал Костя.
— Пацаны! Хватит! — вдруг рявкнул Дуля.
— Хамство всегда агрессивно,— ни к кому не обращаясь, сказал Владимир Георгиевич.
Стало тихо.
— Ничего,— сказал Виталий Захарович.— Наш юный друг немного нервничает. Постепенно обвыкнет. Реакция, судя по всему, у него быстрая. Вернемся к имениннику. У нас с мамой, сын, для тебя подарок. Сейчас! — Виталий Захарович вышел из-за стола, быстро прошагал в свою комнату и вернулся с новеньким транзисторным приемником.— Прошу!
— Спасибо, папа...
— Вот это да! — вздохнул Дуля. Все за столом зашумели.
Муха откинулся к спинке стула и, нагнувшись за Леной к Косте, сказал тихо:
— Ты извини, все тут с подарками. Один я пустой. Ничего.— Он подмигнул имениннику.— Что-нибудь придумаю. Мне только надо пожрать. Плохо соображаю на пустой желудок.
— Костя, вот спички! — Лариса Петровна протянула сыну спичечный коробок,— Зажигай свечи. А папа займется шампанским.
Костя в наступившей тишине стал зажигать свечи, воткнутые в торт, на котором коричневым кремом было написано: «С днем рождения! 16 лет».
Одна за другой зажглись шестнадцать свечей. Хлопнула пробка, вылетая из бутылки шампанского. За столом поднялся праздничный шум. Все потянулись с бокалами к Виталию Захаровичу.
— С днем рождения, Костя,— сказал Виталий Захарович.— Будь счастлив, мой хороший!..
Лариса Петровна произнесла дрогнувшим от волнения голосом:
— Мы с папой очень тебя любим и желаем, желаем...— Она резко отвернулась, сдерживая слезы.
Со всех сторон послышались голоса:
— С днем рождения!
— Сэр! Будьте счастливы!
— Живи сто лет!
— С днем варенья! — тихо сказал и Муха, украдкой взглянув на Владимира Георгиевича и потянувшись к Косте со своим бокалом мимо Лены.
Между ними было ее бледное лицо. Лена опустила ресницы, накрашенные темно-синей тушью, они вздрагивали. И вдруг порывисто повернулась к Косте:
— С днем рождения. Пчелка! Ты лучше всех! — И Лена быстро поцеловала Костю в щеку.
— Браво! — снисходительно сказал Муха.
Участниками этой короткой сцены были только они трое: остальные чокались, смеялись.
— Теперь закусывайте,— говорила Лариса Петровна,— чтобы все съесть. Ребята, без стеснений. Вот витаминный салат, заливная рыбка.
Все стали есть, подкладывая друг другу, переговариваясь. Потом и голоса смолкли. Слышался стук ножей и вилок да чавканье Дули, который, как всегда, отнесся к еде весьма серьезно.
Взглянув на него, Муха нарушил молчание:
— Уста жуют.
...Уже был съеден гусь с яблоками. Хаос господствовал на столе.
— Будет еще чай,— сказала Лариса Петровна, взглянув на сына,— с тортом и всякими сладостями. Но, может быть, сначала немного потанцевать? Подвигаться? Только женского пола у нас маловато.— Она взглянула на Лену.— Особенно для мальчиков.
— Достаточно,— усмехнулся Муха.— Для современной жизни... Простите! Я хотел сказать: для современных танцев нам ее вполне достаточно. Верно, Пчелка? В современной жизни... Все сбиваюсь. В современных танцах совсем не обязательно: один партнер только с одной партнершей...
Виталий Захарович хотел ответить Мухе, но учитель школы каратэ остановил его:
— Подождите,— сказал он тихо.— Постепенно все станет на место. Лучше, если сами ребята...
— Танцы! Танцы! — преувеличенно весело перебила Владимира Георгиевича Лариса Петровна.
Отодвинули к стене стол, растащили стулья. Костя, проверив кассету, нажал клавишу магнитофона.
— Знаменитый ансамбль «Чингизхан»! — крикнул он.
Комнату заполнила напряженная, зажигающая музыка, темп которой стремительно нарастал.
Лена стояла у окна, ее тело — непроизвольно — уже повторяло еле заметными движениями ритм мелодии, а на лице был страх.
К ней одновременно подошли Костя и Муха. И оба смешались.
Первым нашелся Муха:
— Просим, мадмуазель!— И он взял ее за руку, Лена сначала хотела вырвать руку, потом передумала, протянула вторую руку Косте, сказала:
— Пошли, мальчики!
И они трое ринулись танцевать. Им хлопали в такт. Ритм стал захватывать их. Все больше, больше... Дуля, забывшись, крикнул:
— Муха! Давай!
И танец вроде бы незаметно превратился в единоборство Кости и Мухи за Лену. Девочка перелетала от одного к другому. И все трое постепенно поняли смысл своего танца. И уже не могли остановиться.
Поняли это и все присутствующие в комнате. Лариса Петровна быстро подошла к магнитофону, выключила его, сказала шутливо:
— Хватит! Хватит! После плотной еды... Так и до заворота кишок надолго. Может, что-нибудь другое?
Ей на помощь пришел Владимир Георгиевич:
— Константин,— сказал он,— а почему бы тебе не показать нам свое мастерство?
— Не понял, Владимир Георгиевич,— ответил Костя, еще не отдышавшись.— Вы хотите, чтобы я продемонстрировал несколько приемов?
— Где твоя скрипка? — спросил Владимир Георгиевич,— Почему бы…
— Простите,— перебил Костя,— для скрипки я не в форме. Скрипка...— он взглянул на гитару Мухи в углу,— не гитара, И вообще сегодня меня должны развлекать, а не наоборот. В конце концов я именинник, Муха! Ты, правда, по непроверенным агентурным данным,— виртуоз на гитаре. Может быть, для общества...
— Прежде всего для тебя,— серьезно сказал Муха. Он вытер платком вспотевшее лицо, взял стул, поставил его на середину комнаты, сел, обвел всех взглядом, сказал:— Жгут! Гитару!
Жгут было рванулся к гитаре, но тут же остановился.
— У самого ноги есть.
Муха взглянул на Жгута, усмехнулся.
— Верно, есть. Я и забыл. Ты теперь не мой.— Он взглянул на Костю.— Его.
Муха медленно поднялся, взял гитару, опять сел на стул, тронул струны.
— Мой кумир — Высоцкий. Посвящается, подчеркиваю, имениннику!
И он запел, блестяще подражая своему кумиру, с характерной хрипотцой и надрывом: