Надо было спешить, Костя опаздывал, но странно — привычные вроде бы мелочи отвлекали его. Он зачем-то подошел к щиту для объявлений, который установили недалеко от их подъезда. На щите был прикреплен плотный лист бумаги. На нем написано синей краской, решительно и торопливо: «28 мая в Красном уголке состоится товарищеский суд над гражданкой Савохиной О. П., которая недостойным поведением нарушает правила общежития, калечит судьбу сына и других подростков Приглашаются пострадавшие и все желающие. Начало в 19 часов. Домком».
«Кто же эта Савохина? — подумал Костя с легким интересом.— Я же опаздываю!» — перебил он себя.
К арке, выводящей на улицу, Косте неминуемо предстояло идти мимо старой липы.
Костя попал в тень густого сплетения молодых листьев, и мгновенно все утренние звуки двора — детские голоса, тарахтение мотоцикла, перебранка двух женщин — утонули в азартном, оглушительном щебете воробьев. Сейчас под старой липой никого не было, но вечером, когда Костя будет возвращаться домой... Сердце забилось чаще, вспотели ладони. Костя ускорил шаг, и липа осталась позади. Она росла рядом с рабочим входом в продовольственный магазин, и Косте пришлось обойти целую баррикаду из пустых ящиков с яркими фруктовыми этикетками. За спиной Кости послышалось урчание мотора, хлопнула дверца машины, злой мужской голос произнес:
— Я, Василь Василич, так работать отказываюсь. Ведь из-за этого чертового дерева не подъедешь. Вот, полюбуйтесь, опять крыло ободрал.
— Будь моя воля...— ответил густой гневный бас.
Бас, без сомнения, принадлежал директору продовольственного магазина — его во дворе звали Мамонтом.
У подъезда, который был сразу за входом в магазин, стояла машина «Скорой помощи». Проходя мимо нее, Костя подумал, что очень часто видит красные кресты на белом стекле возле этого подъезда. Он поравнялся с машиной, и как раз в это время из дверей вышел пожилой врач, следом за ним легко сбежала со ступенек молоденькая медицинская сестра, позади них плелся понурый мальчик в очках.
«Он всегда встречает «Скорую помощь»,— подумал Костя. Подумал так — вот странно! — впервые, хотя не раз видел эту картину: останавливается машина «Скорой помощи», ее встречает мальчик в очках...
«Значит,— подумал Костя,— у него дома кто-то очень болен».
Костя Пчелкин вышел на улицу и побежал среди прохожих — он явно опаздывал.
На углу, еще издалека он увидел долговязую фигуру Эдика Залевского, который нетерпеливо топтался у газетного киоска. Эдик был в вельветовых джинсах, в эластичной куртке с эмблемой «Олим-пиада-80», со спортивной сумкой и теннисной ракеткой в замшевом чехле
— Салют! — сказал, запыхавшись, Костя.
— Салют! — ответил Эдик.
Они хлопнули ладонями правых рук на уровне лица.
— Куда ты провалился? — спросил Эдик.— Я уже хотел уходить.
— Да так...— Костя неопределенно передернул плечами.
— Ладно, побежали!
На троллейбусной остановке их ждал Кирилл Парков. Он явно не заметил опоздания друзей: прислонившись к фонарному столбу, Кирилл внимательно, в упор рассматривал девушку, тоненькую, как прутик, большеглазую; девушка смущалась под взглядом Кирилла, и это его забавляло.
— Сэр Парков, как всегда, элегантен,— сказал Эдик.
Действительно, стройный, с резкими, сильными чертами смуглого лица, в светлом костюме спортивного покроя, Кирилл невольно обращал на себя внимание.
Повторилось традиционное приветствие.
Костя Пчелкин, Эдуард Залевский и Кирилл Парков дружили с первого класса и теперь считались лучшими учениками девятого класса «Б» английской спецшколы.
...Интервалы между троллейбусами на этой линии даже в часы пик были порядочные, и мальчики разыграли уже давно отрепетированный спектакль: как по команде, они вынули иностранные журналы, зашелестели глянцевыми, пестро иллюстрированными страницами, погрузились — ненадолго — в чтение, а потом начался разговор на английском языке, вроде бы негромкий, но слышный всем, кто был на остановке.
— Вот тут пишут,— сказал Эдик, даже с некоторой небрежностью произнося английские фразы,— что кибернетическая машина вычислила: победы в теннисе возможны только в сочетании с напряженным умственным трудом.
— Оригинально,— сказал Кирилл, тоже, естественно, по-английски,— но спорно.
— А я вычитал,— Костя небрежно ткнул в журнал пальцем,— профессор Кембриджа пишет: неопознанные летающие объекты — объективная реальность.
— Человечество погибло бы без сенсаций,— сказал Эдик.— Ему нужны постоянные допинги, чтобы не прокиснуть от скуки.
Трое друзей опять — ненадолго — погрузились в английское чтение. Люди, ожидающие троллейбус, и тоненькая большеглазая девушка среди них, смотрели на мальчиков с любопытством и уважением.
Рядом стояли два пенсионера. Один сказал другому, склонившись к его волосатому уху:
— Иностранцы.
— Надо полагать, туристы,— откликнулся второй
— Или спортсмены,— сказал подвыпивший мужчина неопределенного возраста.— Из-за них все пивные переделали в «Русский квас».
И в этот момент хлынул дождь. Не дождь — ливень.
Костя кивнул на дверь аптеки в новом доме рядом с остановкой, и мальчики устремились туда.
Теперь они стояли внутри аптеки у широкого окна, и через стекло, слегка размытая, им была видна троллейбусная остановка.
— Не везет,— сказал Эдик,— судя по погодке, тренировка срывается.— Он подбросил и поймал ракетку.
— У меня занятия не сорвутся,— со вздохом сказал Костя и щелкнул пальцем по футляру; скрипка отозвалась легким вздохом.
— Деловые вы парни,— сказал Кирилл.— Теннис. Музыка.
— Это хобби,— сказал Эдик.
— А у меня сегодня за завтраком,— сказал Кирилл,— очередная педагогическая беседа. Родитель во гневе: финал девятого класса, а возлюбленное чадо не ответило вразумительно на вопрос «Кем быть?».
— Кем быть? — спросил Эдик и взглянул на Костю.
Костя отчужденно молчал, смотрел на мокрое стекло, за которым в потоках дождя туманилась улица.
— Свободной личностью! Вот кем,— сказал Кирилл.— Мы свободные личности.— Он помедлил и добавил: — Скорее бы каникулы.
— Немного осталось,— сказал Эдик и опять взглянул на Костю.— Дотерпим. Больше терпели.
— Маэстро! — Кирилл хлопнул Костю по плечу.— Спуститесь на землю.
— Оставь его, — сказал Эдик. — Ты же знаешь...
— Бред! — засмеялся Кирилл.— Надо подойти, взять за руку, сказать «Пошли!»
— Перестань! — яростно перебил Костя. И добавил совсем тихо: — Она не такая...
— Все они такие,— усмехнулся Кирилл.— Одинаковые. Хочешь, докажу?
— Что?! — Костя ринулся к Кириллу. Между ними встал Эдик:
— Тихо, тихо! Обстановка не для кровавого конфликта. И смотрите: троллейбус.
Друзья устремились к двери, под теплыми нитями майского дождя побежали к приветливому троллейбусу, дверцы которого как раз распахивались.
— Я оставляю за собой право доказать,— все-таки успел крикнуть на бегу Кирилл,— что все они одним миром мазаны.
Глава вторая
Три раза в неделю, когда Костя Пчелкин после занятий в школе шел в другую школу— музыкальную, его рабочий день заканчивался в семь часов вечера. И лишь без четверти восемь, если не подводил городской транспорт, он попадал в свой двор