— Но ведь компания Мухина! — начала было Лариса Петровна.
— Все будет в норме.— Костя направился в переднюю.— Дон Кихоту надо верить.
— Какому еще Дон Кихоту? — раздраженно спросила Лариса Петровна.
Ответа не последовало — хлопнула входная дверь.
...Костя подошел к старой липе. Здесь никого не было. Однако возле ствола стояли два пустых ящика из-под фруктов. Костя напряженно осмотрелся по сторонам. Никого. Сел на один из ящиков. Сердце глухо, часто стучало. Непонятный, внезапно пришедший стыд смешался с жутким предчувствием; «Обманула... Не придет. Написала записку, чтобы надо мной посмеяться».
И в этот момент из темноты возникла Лена Макарова. Она была в джинсах и вельветовой куртке.
— А вот и я! — сказала Лена и села рядом с Костей на второй ящик.
— Добрый вечер,— еле проговорил Костя, чувствуя, что неудержимо краснеет.
— Ты всегда такой точный? — сказала Лена.
— Всегда,— ответил Костя. И оба неловко замолчали.
— Я не хотела...— Лена вдруг нагнулась к уху Кости и прошептала: — Я не думала, что из-за меня может так получиться...
— Я жалею только об одном,— сказал Костя.
— О чем? — спросила Лена, оглянувшись в темноту двора.
— О том, что не умею драться! — сказал мальчик.
— А ты научись! — развеселилась Лена.
— И научусь,— сказал Костя. Снова они замолчали.
— Ты где учишься? — опять заговорила Лена.
— В английской спецшколе. А ты?
— В ПТУ тридцать два… За углом, через два квартала. Знаешь?
Костя кивнул,
— У вас в школе все на английском языке? — спросила Лена.
— Нет. Но английский со второго класса.
— И ты можешь свободно говорить по-английски?
Костя усмехнулся.
— Конечно, могу.
— Скажи мне что-нибудь по-английски,— попросила девочка.
— You are the best girl in the world,— сказал Костя по-английски очень тихо.
— Переведи!
— Переводить не обязательно,— ответил Костя.— Лена, а кем ты будешь?
— Я? Поваром-кондитером. Мне полгода осталось. Что, плохая профессия?
— Нормальная профессия.
— Перспективная в смысле мани.— Лена потерла пальцами, как бы считая деньги.
И опять наступило молчание.
— А скрипка? — спросила Лена.— Ты что, на ней играешь?
— Да,— сказал Костя.— Но это так, для своего удовольствия.
— А я для своего удовольствия больше всего люблю танцевать. Весь бы день танцевала! Я в клуб «Красного пролетария» хожу. Знаешь, какая там дискотека! Все классные ансамбли. И «Абба», и «Бони М», и «Калифорния», и «Чингиз-хан», и «Смоуки».
— Ты в дискотеку с Мухой ходишь?
Лена засмеялась.
— Хожу! Хочешь, и с тобой пойду.
— Хочу... — прошептал Костя.
— Может, ты в меня влюбился? — Она опять засмеялась.
Костя не ответил — смотрел на Лену.
И она вдруг смутилась под этим взглядом.
— Ну... — несколько растерянно сказала Лена,— Тогда почитай мне стихи. Про любовь.
— Ты любишь стихи?
— Обожаю! — с вызовом ответила Лена.— Если стихи в порядке — такой балдеж.
— Тогда...— Костя помедлил немного.— Слушай.
Лена с изумлением смотрела на Костю.
— Это — про любовь?
— Конечно!
— Как... чудно.— Лена легко тронула плечо Кости.— Еще... Пожалуйста!
— Еще? — Костя с некоторым недоверием посмотрел на Лену.
И в этот момент в темноте послышались выкрики, улюлюканье, смех — перед Костей и Леной появились Муха, Дуля, вся мухинская компания. Они в нелепом хороводе закружились вокруг ствола липы, вокруг Кости и Лены.
— Ша! — вдруг гаркнул Муха.
Все остановились и замолчали. Муха подошел к Косте.
— Не дрожи,— насмешливо сказал он.— Бить не буду.
Лена вдруг рванулась вперед, встала между Костей и Мухой, сказала отчаянно:
— Лучше меня...
— Ладно, Ленка,— усмехнулся Муха, отстраняя ее.— Уже переигрываешь. Ты свое сделала.
Костя резко вскинул голову, смотрел на Лену. У Лены задрожали губы, она начала говорить быстро, прерывисто:
— Костя, я не хотела... Понимаешь, я...
— Хватит, сказал! — грубо оборвал ее Муха, оттолкнул в сторону и вплотную подошел к Косте.— Так вот: бить не буду. Еще из-за такого слизняка в колонию загудеть. Но предупреждаю: к Ленке не подходи. Подойдешь — найду способ отучить. А сейчас— канай отсюда! Стихочтец...— И, паясничая, Муха продекламировал:— «Шепот, робкое дыханье, трели соловья...»
Но Костя не слушал Муху, он смотрел на Лену.
— Как ты могла? Как ты только могла?..— И бросился в темноту.
Лена смотрела ему вслед... Напряженно-тихо было под старой липой. В руках Мухи появилась гитара.
— «Что смолкнул веселия глас?» — Муха ударил по струнам. Он запел первым, остальные подхватили:
Глава пятая
Все! Решение принято. Только бы он согласился. Были старательно сделаны все уроки, и не за три часа, как запрограммировано, а за два с четвертью. Костя проследил: он возвращается домой около пяти, идет через сквер от автобусной остановки. Сейчас без двадцати пять. Пора!
Костя несколько минут постоял перед зеркалом в ванной, всматриваясь в себя. Синяк под глазом стал желтым, почти незаметным. Что-то новое появилось в лице Кости Пчелкина: черты обострились, глаза казались очень большими... Он не знал, как определить все эти перемены.
«Пора!» — опять сказал себе Костя.
...Сквер перед кварталом был пуст, солнечные блики играли на дорожке у ног Кости Пчелкина. Он сидел на скамейке возле трех ступенек, которые вели к переходу через улицу.
«Только здесь он пройдет,— думал Костя,— больше негде...»
На часах было без семи пять, когда в сквере среди прохожих показался тот, кого ждал Костя: по аллее неторопливо шел мужчина средних лет, в светлых брюках и легкой спортивной куртке, худощавый, широкоплечий, с коротким ежиком стриженых седых волос, тот самый, который по утрам делает разминочный комплекс каратэ на баскетбольной площадке.
Мужчина поравнялся со скамейкой, на которой сидел Костя Пчелкин.
Костя быстро вскочил:
— Простите...
Мужчина остановился, с интересом посмотрел на Костю.
— Здравствуйте...— смущаясь, произнес Костя.
— Здравствуй,— сдержанно, но приветливо ответил мужчина.
— Я ваш сосед из двести тридцать девятой квартиры,— заспешил Костя.— Я каждое утро вижу, как вы делаете упражнения на баскетбольной площадке. Я знаю, вы...
— Присядем.— Мужчина показал на скамейку. Они сели рядом.
Костя не знал, с чего начать, и мужчина заговорил первым:
— Давай знакомиться. Я тебя знаю только в лицо, встречались во дворе и в лифте, наверно. Владимир Георгиевич.— Он протянул Косте руку.
— Костя... Константин Пчелкин.
— Рассказывай. Я примерно догадываюсь, что тебе от меня надо.
И Костя все рассказал — страстно, сбивчиво, порывисто — о компании Мухи, о конфликте, который возник между ними, о Лене — он только упомянул ее имя и смутился, замолчал. «Я все понимаю»,— сказал собеседник, коротко пожав Костину руку. И от этого пожатия Костя успокоился окончательно и поведал, не утаив ничего, про драку, которая произошла три дня назад. Только о розыгрыше с запиской и о свидании под старой липой промолчал— не смог рассказать: страдало его самолюбие.