Она протянула ему руку, и он взял ее. Затем, взяв ее за вторую руку, он пожал их вместе. Руки у Жиля, как и раньше, были крепкими и теплыми. Он заговорил серьезно, делая между словами паузы, как будто желая показать силу своего чувства, скрываемого за его словами.
– Это… все неправильно… нам не следует так прощаться. Вы обиделись, вам больно. Мне бы не хотелось каким бы то ни было образом причинять вам боль. Пожалуйста, не обижайтесь. Позвольте мне теперь уйти, чтобы немного привести свои мысли в порядок. Мы оба ошеломлены случившимся. Какой у вас номер телефона?
Как это было характерно для Жиля. Вовремя спохватившись, она подавила смех, чтобы не обидеть его.
– Вы спрашивали его у меня в Нью-Йорке, при нашей первой встрече.
– Я так и предполагал. Вы не дадите мне его?
– Конечно, дам.
– Да, вы это делаете уже дважды. Так какой же он?
Она назвала номер, и он записал его, точно так же он поступил и в первый раз. Правда, сейчас у него была совершенно новенькая записная книжка. Старая книжка должно быть утонула в Атлантическом океане вместе с ее телефонным номером, номер, конечно, смыло морской водой, точно так же, как смыло в памяти Жиля всякое воспоминание о ней.
Он положил книжку в карман и снова взял ее за руки.
– Мне пора идти, но я вам позвоню. Вы не против?
Нет, Меада была не против. Так она и ответила ему.
Он еще немного постоял, затем развернулся и пошел к дожидавшемуся его такси. Гравий возле дома радостно хрустел под его ногами.
Меада проводила его взглядом. Если он собирался ей позвонить, тогда это не было прощанием. Ее сердце вновь согрелось надеждой. Она поднялась на лифте на второй этаж, вышла и повернула к квартире № 3. Придется все сообщить тете Мейбл, и чем скорее, тем лучше. Как бы ей хотелось, чтобы она никогда и никому не рассказывала о Жиле. Но когда ты лежишь совершенно разбитая в больнице, когда тебя навещает очень добрый дядюшка, а тебе надо узнать о судьбе Жиля, разве могло произойти иначе? Дядя Годфри был сама доброта, но, конечно, он обо всем рассказал тете Мейбл, а уж та разнесла эту новость всюду, где только можно. Теперь ей надо было сообщить тете Мейбл, что Жиль жив, но забыл, кто она такая, так что вряд ли возможно считать их помолвленными. Придется пройти и через это.
Ничего, она выдержит. Хотя это было нелегко. Мейбл Андервуд ничем не могла облегчить ее страдания, а даже усугубляла. Она притворялась доброй, хотя, на самом деле, буквально изводила ее.
– Он не помнит тебя?
– Он ничего не помнит.
– Все очень странно! Ты имеешь в виду, что он даже не помнит, как его зовут?
– Нет, он помнит, как его зовут.
– И кто он такой, и что он делал в Америке?
– Он это помнит.
Голос у тете Мейбл стал неприятно резким.
– Он тебя не помнит? Дорогая, это хитрая выдумка. Он просто-напросто пытается уклониться. Твой дядя Годфри должен немедленно его повидать. Не волнуйся, для молодых людей такие выкрутасы вполне обычны, но твой дядя наставит его на путь истинный. Как будто у тебя нет никого, кто бы защитил тебя. Не волнуйся, все будет хорошо.
Это было совершенно невыносимо, но надо было терпеть. Проявить нелюбезность было бы крайне безрассудно. Тетя Мейбл хотела казаться доброй, но за ширмой ее доброты скрывалась откровенно прагматичное желание – она считала майора Жиля Армтажа очень выгодной партией для племянницы, не имевшей никаких средств, и она не позволит ему так просто ускользнуть.
Но всему наступает конец, и этому разговору тоже. Меаде было сказано, что она ни на что не годна и ей лучше лечь в постель, куда она и отправилась, вежливо поблагодарив тетю.
– Айви принесет тебе ужин. Я же пойду к Уиллардам, сыграть партию в бридж.
Меада облегченно вздохнула, вместе с тем она не сомневалась в том, что Уиллардам будет не только все рассказано, но заодно тетя поделится с ними своими взглядами насчет того, как управлять непокорными молодыми людьми. В этих мыслях не было ничего приятного. Но такова была тетя Мейбл, надо было принимать все так, как есть.
Меада легла и махнула про себя на все рукой. Не хотелось ни думать, ни что-то затевать, ни надеяться на что-нибудь, ни горевать.
Пришла Айви с подносом, на нем стояли тарелка с бутербродом и чашка с «Оувалтином». Меада, взглянув на нее, подумала: «Она не слишком хорошо выглядит. Уж не несчастна ли она».
Внезапно она произнесла:
– У вас усталый вид, Айви. Вы себя хорошо чувствуете?
– Немного болит голова, ничего особенного.
Лондонская девушка, маленькая и тоненькая, с бледным острым личиком и гладкими каштановыми волосами.
– А где ты живешь?
Айви пожала плечом.
– Не стоит говорить об этом, у меня нет дома. Бабушка уехала. Даже у такой приятной леди, как она, были расквартированы военные. Она в своем садике получала около четырех дюжин бутылок томатного сока, а также свежие овощи каждый день на столе. Одним словом, мы как-то пробавлялись, много ли нам надо?
– А у вас есть еще родные?
Айви мотнула головой.
– Бабушка и тетя Фло – вот и все. Тетя Фло, она сейчас работает в A.T.S., носит одну из тех красно-зеленых шляпок, они такие элегантные. Она хотела, чтобы я тоже поступила туда. Но я не прошла медкомиссию. Это все из-за того несчастного случая, который случился, когда я девочкой работала в холле.
– В каком таком холле?
Айви хихикнула.
– В мюзик-холле, мисс. Варьете. Я и моя сестра Глэд. Нас называли – «чудеса гибкости», мы были акробатами. Но потом стряслось это несчастье – на проволоке. Глэд погибла, а мне сказали, что я никогда не буду здоровой, как прежде. Итак, я оставила варьете, мне даже нравилось, что не придется больше там выступать. Да и врач сказал, что ни за что не допустит меня туда.
– Мне так жаль, – сказала Меада своим приятным, чарующим голосом и затем добавила: – Отправляйся пораньше в постель, Айви, тебе лучше поспать. Миссис Андервуд больше ничего не понадобится.
Айви снова резко проговорила:
– Мне не очень хочется ложиться, скорее всего, от этого мне не станет легче. Я опять начну вспоминать Глэд и себя, как мы снова идем по этой проволоке. Вот почему я брожу во сне, поэтому я вышла из своей спальной на улицу в Суссексе. Бабушка тогда сказала мне, что это неприлично, что мне лучше найти себе работу в какой-нибудь квартире, где я не смогу выходить на улицу во сне.
Мурашки пробежали по спине Меады, неизвестно почему. Ведь из дома Ванделера было не так-то легко выбраться, особенно после того, как Белл запирал входные двери. Правда, Меада испугалась, представив Айви, блуждающую ночью в темноте вверх и вниз по лестницам дома. Она быстро спросила:
– А сейчас ты бродишь во время сна?
Взгляд Айви скользнул куда-то в сторону.
– Нет, не брожу, – ответила она неуверенным голосом. – Вы не хотите еще один бутерброд с рыбой? Я готовлю их, как меня научила бабушка, и вкусно выходит, – томатная паста и сверху паштет из креветок. Очень своеобразно на вкус, не правда ли?