Несмотря на почти удушающий полуденный зной, молодая женщина ощутила озноб. Когда-то она намеренно скрыла существование Сидди от прессы, и ей повезло, журналисты до сих пор ничего не знали, они просто не обнаружили мальчика. Но если это удивительное везение теперь кончилось и репортеры пронюхали о Сидди, нечего и сомневаться, что начнутся разные догадки по поводу того, кто его отец.
Но как, черт возьми, газетчики разузнали номер телефона Леоноры?! Впрочем, что теперь рассуждать об этом, надо выработать линию поведения. Если репортеры очень уж начнут донимать, придется дать интервью, подтвердить свой уход из модельного бизнеса, а затем, воззвав к их благородству, просить оставить ее в покое. А если они настырно начнут доискиваться причин такого решения? Неужели врать, что из-за болезни сына, который и в больнице-то провел чуть больше недели?
Шерил слабо улыбнулась, вообразив, какую реакцию вызовет подобное объяснение. А может, невероятное везение еще не совсем покинуло меня, оптимистично подумала она, может, газетчики, бросив все силы на выяснение причин моего ухода из модельного бизнеса, отвлекутся от погружения в мое прошлое… Но нет, нет, этот оптимизм совершенно ни на чем не основан. Слишком уж много людей знает теперь о Сидди, так что вряд ли журналисты прозевают лакомый кусочек.
— Мама, я поймал рыбу!
Звук его голоска вывел Шерил из глубокой задумчивости.
Восседая на плечах отца, малыш находился наверху блаженства, в то время как о Леоноре, с нескрываемым беспокойством поглядывающей на приемного внука, никто бы этого не сказал.
— Вот если я сейчас встану на папины плечи, то могу спрыгнуть мамочке на руки, — провозгласил ребенок, и чуть было бесстрашно не выполнил трюк, если бы его намерения не пресекли сильные отцовские руки.
— Мне кажется, это не самая твоя удачная идея, сынок. — Сидни усмехнулся и обменялся с Леонорой понимающими взглядами. — Давай не будем пугать бабушку хотя бы теперь.
— Почему же и теперь не попугать? — проворчала Леонора. — Все равно уж вы оба за этот день успели напугать меня до полусмерти.
Поставив сына на землю, Сидни приобнял женщину за плечи и невинно улыбнулся.
— Леонора, мы же шли на самой малой скорости, какую может развить мой катер, как я и обещал.
— Было так здорово! — с восторгом выдохнул Сидди, бросаясь в объятия Шерил. — Папа гнал так быстро, что катер даже дрожал. А бабушка чуть не выпала за борт, но потом удержалась… Хотя папа все равно бы ее спас.
— Да уж, твой папа знатный спасатель! — Шерил усмехнулась и крепко обняла малыша. — А где же рыба, которую ты поймал?
— Я выбросил ее за борт, а то бы она умерла.
Никого не могло обмануть ворчливое бормотание Леоноры — она явно была довольна и прогулкой, и, главное, Сидни, который без конца шутливо поддразнивал ее. По всему было видно, что Леонора, как и Сидди, обожает его. Уважение к мнению Леоноры заставило Шерил забыть на время об опасениях. Но только на время, ибо она чувствовала, что с таким трудом обретенное равновесие в любую минуту может быть нарушено.
Сейчас же ее огорчало одно: она существует отдельно от этой счастливой троицы. Нечто, затаенное глубоко в душе, мешает ей присоединиться к ним и быть непринужденной и радостной. Сидди, правда, отчасти помогал преодолеть этот барьер, но все равно это было притворство, надолго ее не хватит. Слишком многое стояло между ней и Сидни, особенно события последних дней, когда невероятное счастье, которое Шерил пережила в совместно проведенную ночь, наутро оказалось фальшивым.
— О чем задумалась, Шерил?
Голос Сидни, неожиданно прозвучавший за спиной, заставил ее вздрогнуть.
— Думаю, не приготовить ли чай… или кофе… Когда тебе надо возвращаться?
— В восемь у меня операция. Но чаю с удовольствием выпил бы.
Все ее тело напряглось, когда Сидни приблизился и, опершись о раковину, оказался совсем рядом. Когда-то это не смущало Шерил: в иные времена, стоило им остаться наедине, их тотчас притягивало друг к другу — сначала нежностью, а потом и вспыхнувшей страстью.
— Итак, где же вся эта стряпня, которая помешала тебе присоединиться к нам? — спросил он.
В голосе Сидни не было и намека на издевку или насмешку. Он улыбался вполне открыто, и это помогло Шерил немного расслабиться. Во всем его облике было что-то мальчишеское — выцветшие джинсы, футболка — ничего общего с облачением хирурга, которое разительно меняло внешность.