— Шерил, я люблю тебя!
— Прекрасно! Сначала ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж, а теперь еще и в любви объясняешься! — хрипло воскликнула она, ужаснувшись его словам. — Вот это в тебе меня и пугает… Будет ли конец? Неужели ты не можешь успокоиться, раз и навсегда поверив, что Сидди ты не потеряешь?
— Ну как мне до тебя докричаться? — взорвался он. — Пойми ты, не о Сидди речь! Я говорю, что люблю тебя, Шерил! Ты единственная женщина, которую я всегда любил! — Он вскочил с дивана, шагнул к камину и, положив руки на мраморную полку, уронил на них голову. — Эти шесть лет были сплошным кошмаром. Сам не пойму, как я умудрился прожить их… А теперь я встретил тебя. — Он резко повернулся, на его лице было невыразимое страдание. — Единственное, что было неизменным во всем этом безумии, так это то, что я никогда никого, кроме тебя, не любил.
— Безумие? — изумленно переспросила Шерил, судорожно пытаясь найти хоть какое-то подобие смысла в его абсурдных словах. — А твоя невеста? — уцепилась она за единственно ясную мысль, которую ей удалось выдернуть из хаоса сознания. — Ты ведь любил ее…
— Эстер? — Он вздохнул. — Да, я любил Эстер. Но не как мужчина любит женщину. Когда мы познакомились, она была в полном смысле девочкой, и я любил ее как сестру.
— Мужчины обычно не женятся на женщинах, которых любят как сестер, — без всяких интонаций заметила Шерил.
— Нет, обычно не женятся… — проворчал Сидни, взъерошив волосы. — Когда мы были детьми, наши матери между собой пошучивали, мол, вот вырастут наши детки и поженятся. — Сидни горестно покачал головой. — По совести говоря, я даже не заметил, в какой момент Эстер изменила ко мне отношение, перестав считать братом. Но когда до меня дошло… — Умолкнув, он тоскливо посмотрел на Шерил и, видя, что она молчит, продолжил: — Словом, я ни о чем не догадывался до тех пор, пока не вынужден был, оставив тебя, уехать на несколько дней в Крайстчерч. Тогда-то мне и стало известно, что здоровье бедняжки Эстер подорвано с детства… О, если бы я повнимательнее пригляделся к ней, то давно бы заподозрил неладное, задолго до рокового дня, когда узнал, что жить ей осталось от силы месяц… Но, увы, ничего этого я не знал, и, когда отец сообщил мне грустную новость, был потрясен.
Слушая его горестный рассказ, Шерил будто окаменела — ни слова не могла вымолвить, ни рукой пошевелить. А ей так хотелось выразить свое сочувствие!
— Чудовищная несправедливость: все блаженство жизни было для меня заключено в одной тебе, а бедная маленькая Эстер, которая вскоре должна была расстаться с жизнью…
Едва ли осознавая свои действия, Шерил встала, молча подошла к Сидни, за руку отвела к дивану и усадила рядом с собой.
— С Эстер не обсуждали серьезность ее положения. Люди предпочитают утаивать от больных такие вещи. А она к тому же казалась слишком юной для своих двадцати четырех…
— Считаешь, что ей должны были сказать? — тихо спросила Шерил.
— Думаю, на самом деле она все знала, хотя тогда я не был в этом уверен, — пробормотал Сидни. — Подозреваю, что она просто не позволяла другим догадаться, что все понимает, такова уж была эта девушка. А со мной она и подавно не стала бы делиться. — Он зажмурился. — Через два дня после моего приезда в Крайстчерч родители Эстер пригласили нас с отцом на обед. Я впервые видел ее после того, как узнал скорбную новость. Все это казалось такой невероятной жестокостью, что я обнаружил полную неспособность вести себя естественно. Я был к ней гораздо внимательнее, чем обычно. После обеда мы вышли прогуляться в сад, и она спросила, встретил ли я уже хорошую женщину. Мы и раньше в шутку задавали друг другу подобные вопросы… — Он тяжело вздохнул. — Мог ли я рассказать ей о тебе? Да я себя чуть ли не виноватым перед ней чувствовал из-за нашего с тобой счастья! Вот я и брякнул, дескать, никого у меня нет, а она добавила: «Кроме меня». Я что-то пробормотал в ответ, до сих пор не помню что именно, но в результате, когда мы вернулись в дом, Эстер объявила своим родителям и моему отцу о нашей помолвке. Они были потрясены, естественно, но не настолько, насколько был потрясен я…
Мы все, кроме Эстер, разыгрывали нечто вроде праздника. Для нее одной это и было, возможно, настоящим праздником. Разве кто-нибудь из нас решился бы испортить умирающей торжество? Вот тут и позвонил мой дядя Чарлз, который ничего не знал о болезни Эстер. А поскольку она находилась здесь же и могла слышать каждое слово, ее отцу ничего другого не оставалось, как сообщить приятелю так называемые хорошие новости. — Сидни повернулся к Шерил, и она увидела в его глазах безумную мольбу. — Шерил, клянусь всем святым, мне и в голову не пришло… Да если бы знать, что Чарлз тотчас раззвонит об этой помолвке на весь свет, уж я бы нашел способ тут же перезвонить ему и все объяснить.