Он заговорил шепотом:
— Послушайте, я вам все скажу — доверие за доверие — да… я служил в полиции, когда-то; но у меня произошла страшная история с этими господами. Да. Я поймал с поличным одного из начальников. Меня хотели скрутить. Я занимал крупное положение; не в оперативных частях, а в главном управлении. Разумеется, не имея инспекторского опыта, я все же вошел в курс многих вещей, даже с практической точки зрения, многих вещей, которые полезно знать. Словом, они со мною поступили подло, допустили одну из тех несправедливостей, какие не прощаются. Вот как обстоит дело. И мстить им — моя потребность. Всякий раз, как мне представляется возможность вырвать кого-нибудь из их когтей, — при том, разумеется, условии, что это человек, внушающий участие и симпатичный, — я это делаю. Вы меня поняли?
Незнакомец, по-видимому, понял. Он смотрел на Кинэта другими глазами. На миг он обратил взгляд в сторону пакета, который положил на пол, в углу комнаты. Хотел заговорить, но передумал. Еще некоторое время размышлял и сказал, наконец:
— Конечно, будь вы в состоянии мне помочь… но я не знаю в чем…
— Напрасно! Во-первых, это будет видно в зависимости от обстоятельств. Но уже сейчас я могу вам сказать, приняты ли вами необходимые меры предосторожности. Уйдя от меня сегодня утром, куда вы пошли?
Тот колебался.
— Вернулись домой?
— Нет.
— Вы живете один?
— Да. У меня есть комната в номерах. Я даже там задолжал за последнюю неделю.
— В эту ночь вы не дома ночевали?
— Да, то есть я ушел около одиннадцати вечера.
— Люди видели, как вы ушли?
— Они могли этого не заметить.
— Они во всяком случае должны были это заметить сегодня утром, убирая комнату.
— Это — вопрос. Во-первых, знаете ли, это дрянные номера. Там убирают комнаты часто только в полдень или позже. Да и то не всегда.
— Вы подумали о том, что надо привести постель в беспорядок?
— Нет.
— Это ошибка, большая ошибка, — заметил Кинэт компетентным тоном.
— Впрочем, позвольте, вчера вечером у меня была одна женщина. Постель осталась более или менее в беспорядке.
— Женщина? Как раз вчера вечером?
— Мне хотелось перед этим повидаться с нею. Я не знал, что может со мною случиться.
— Вы ей говорили об этом деле?
— Нет.
— Наверное?
— Наверное. Ей известно было, что у меня большие неприятности. Я сказал, что, может быть, отлучусь, оттого что мне один приятель говорил о работе в предместье.
— У вас есть ремесло?
— Я — печатник.
— Вот как! Мы с вами почти товарищи. Любопытное совпадение! Это содействует симпатии, не правда ли?
— Не говоря уже о том, что отчасти я из-за этого предпочел войти в вашу лавку, а не в бакалейную или угольную. Я увидел книги. И затем я подумал, что тут будет спокойнее. Но вы, стало быть, сделались переплетчиком без обучения?
— Я давно занимался переплетным делом как любитель. Это внушило мне мысль выбрать его своим ремеслом, когда я ушел из полиции. Мне нужна была профессия более или менее свободная. Но скажите, с этой женщиной вы с тех пор не видались?
— Нет, нет.
— Вы мне говорите правду?
— Я вам клянусь.
— Это было бы очень опасно.
— Ну, это славная бабенка. Она бы меня не продала.
— Какое обольщение! Все вы одинаковы. Впрочем, к этому мы еще вернемся. Кого вы видели еще?
— Никого.
— В своем квартале вы появлялись?
Тот заколебался.
— … Да… но только мимоходом. Я поел в ресторанчике, куда захожу иногда.
— Чрезмерных издержек не производили?
— Нет. Выпил бутылку бордо и две рюмки коньяку. Счет составил что-то около шести франков и двадцати пяти сантимов.
— На чай вы не слишком много дали?
— Двадцать… нет, двадцать пять су. Я ему оставил на двадцать пять су мелочи.
Переплетчик вздохнул:
— Странная это была мысль — пойти туда, между тем как в Париже есть несколько тысяч ресторанов, где вас бы, наверное, никто не заметил. С кем-нибудь вы ведь в ресторане встретились, говорили с кем-нибудь?
— Нет, нет. Здравствуйте, до свиданья. Я был озабочен. Не привлекал собеседников.
— Озабочены не слишком явно?
— О, они меня видели таким всегда. С тех пор как у меня неприятности. Помнится, я сказал официанту, что мне надоел Париж и что я перееду в предместье; то же, что и вчерашней бабенке.
— Вы этого не дополнили никакими подозрительными рассуждениями? Даже после бутылки бордо и двух рюмок коньяку?
— Никакими решительно.
— В своих номерах вы ничего не оставили?
— Оставил. Чемодан.