— Как же так?
— Ну да! Предположите худший случай: на ваш след набрели, приступили к следствию; мало того, агенты уже побывали у вас в номерах. Я уловлю это сразу, по какому-нибудь слову, вырвавшемуся у хозяев, по намеку какому-нибудь, по их лицам. Тогда я не задержусь, вы понимаете. Поспешно вернусь, — и мы обсудим положение. Это будет рекогносцировкой. Если же, наоборот, они просто скажут, с несколько хмурым видом: «Тем лучше, что он нашел работу. Будем надеяться, что он рассчитается с нами». — Я отвечу: «Он как раз и собирался зайти к вам сегодня вечером расплатиться и взять свои вещи». И вы действительно пойдете, через четверть часа. Все будет сразу обделано.
— Но они меня станут расспрашивать.
— Вы будете отвечать как можно туманнее, например: «Это неподалеку от Сен-Дени» или даже: «В северной части города». Вы им уже ничего не будете должны. Или еще так, это лучше: «Не знаю, долго ли я проработаю там. Когда я где-нибудь устроюсь прочно, я вам напишу».
— Как мы с чемоданом поступим?
— Всего проще — такси.
— Но куда же его отвезти? Сюда?
— Дайте подумать. Надо бы совершить путь в несколько приемов. Прежде всего, есть ли в вашем чемодане такие вещи, которые бы вам неприятно было мне показать?
— …Нет… О носках я вам уже говорил.
— В таком случае — вот что: вы скажете шоферу, чтобы он отвез вас на вокзал Монпарнас, это в двух шагах. Сдадите чемодан на хранение. Квитанцию отдадите мне. Завтра утром я возьму чемодан и отвезу его к себе. Если вам какие-нибудь вещи нужны, вы доверите мне ключ, и я вам их доставлю. Когда мы найдем вам убежище надежнее этого, то всегда будет время перевезти чемодан. Так он сделает одним концом меньше, и пусть-ка кто-нибудь потом попробует восстановить его маршрут. Ну, пора. Минуты уходят… Мой пакет мне взять?
Тот поколебался и вдруг заявил, приподняв немного руки:
— Послушайте, я вам должен это сказать. Я — скотина. Нет, право же! Вы столько для меня делаете. Я знаю, что не мог этого предполагать, что, напротив, не доверял вам… Но все-таки.
Кинэт, внимательнее присмотревшись к пакету, заметил, что форма его с утра изменилась. Он стал толще. Бумага горбилась. Веревки утратили симметрию.
— Вы его развязали?… Вы вложили туда другие вещи?
Между тем, как человек продолжал хранить жалкий и удрученный вид, Кинэт положил пакет на стул, с которого встал; развязал веревку.
— Что вы подумаете обо мне?
Кинэт развернул бумагу.
Над книгами лежал сложенный пиджак — тот, в котором человек был утром, — и в средней складке пиджака — носовой платок, весь в крови.
Кинэт сразу ничего не сказал, прикусил губу, спокойно уставился в человека своими черными и глубоко сидящими глазками.
Затем произнес:
— Зачем вы это сделали?
— Не знаю. Клянусь вам — не знаю.
— Вы собирались отдать мне пакет. Как вы себе представляли дальнейшее?
— Это было простое озорство. Гадкая шутка, если хотите.
— Вам, значит, было за что мне мстить?
— Нет, то есть я, действительно, был обозлен тем, что вы меня заставили свидеться с вами. Но навлечь на вас неприятности я не хотел. Нет. Просто я представлял себе, какое у вас будет лицо, когда вы развяжете пакет.
— Да.
Переплетчик размышлял, дергая себе за бороду.
— Я вам это чуть было сразу не сказал, — продолжал тот, — я раскаивался. Но не решился сказать.
— Да… Ну что ж!..
Кинэт вздохнул, Потом произнес:
— Много вы успели, нечего сказать! Что вы сделаете с этими вещами?
— Я брошу платок в какой-нибудь люк, как вы мне сказали.
— А пиджак?
Человек пожал плечами.
— Можете оставить его здесь, — сказал Кинэт. — Мы займемся им позже, заодно с другими вашими нательными вещами. На брюках у вас не осталось слишком заметных пятен? В трамвае будет светло, и в кафе, где вы будете меня поджидать.
Он взял со стола керосиновую лампочку. Внимательно осмотрел человека. Поставил лампу.
— Я не вижу ничего подозрительного. Мы можем идти. Я выйду первый.