Он глядел мимо человека в халате, на аппарат. Теперь Назаров догадывался, что это за дьявольская машина перед ним. Электронным «мозгом» она читает его мысли, дает точный анализ его психики и поведения. Назаров видел, как мелькали на освещенном экране зигзагообразные линии и полоски, как появились на маленьком аппарате, стоявшем в стороне, какие-то записи.
А голос Бределя не давал покоя:
— Что вы сделаете, если вас поймают?
Назаров ничего не ответил. Резким и выразительным жестом головы он дал понять, как будет действовать.
— Знаете ли вы украинские поговорки?
— Более сотни. Назвать?
— Назовите, мысленно. Мы все увидим на экране.
Окончив эксперимент, Бредель вышел вперед. Его круглое лицо светилось улыбкой.
— Мы очень довольны вами, мистер Назаров, — заметил он.
— Долго же вы колдовали, — усталым голосом произнес агент.
— Не обижайтесь, сэр. Все вам на пользу. Вы — наша надежда. Сообразительность, выдержка — вам может позавидовать любой из наших агентов! Ну вот, кажется, и все. Счастливого вам пути! — Полковник пожал Назарову руку и проводил его до выхода.
Когда сзади закрылась тяжелая дверь, Назаров подошел к перилам лестницы и, опершись на них, какое-то мгновение стоял в раздумье. Потом глубоко, облегченно вздохнул. Выдержан самый трудный экзамен!
Он, Назаров, спустя несколько дней станет героем тайной гигантской битвы. Что поделать, такая судьба: или пан, или пропал! Так говорят на его бывшей родной земле, и он эти слова возьмет своим девизом.
Электронная машина!.. Она проверяет человека и мысли. Даже не верится. Назаров и раньше слышал разговоры об этой машине, а столкнулся вот с ней впервые. Машину называли «Титан». Она не только регистрировала пульс и давление крови, зависящие от восприятия человеком тех или иных явлений и событий, по и улавливала самые мизерные по величине и силе биотоки мозга. А биотоки — это зашифрованные мысли человека…
Чудесная машина! Значит, и она подтвердила, что он готов к необыкновенным боям. К Назарову вернулось веселое настроение. Он вытер платочком взмокший лоб и быстро побежал вниз по лестнице.
Глава десятая
Густая роса легла на листву груш и яблонь. Тронешь нечаянно ветку — и посыплется прямо за ворот холодное серебро, так и пронижет тебя приятным холодком этот чудесный подарок ночи!
Сад уже полон жизни. Ветра нет, он где-то гоняет по лугам туманы, а птицы уже поют на все лады. Под сенью деревьев струится душистый и чистый, как ключевая вода, воздух.
По тропинке не спеша идет человек в шелковой пижаме, с непокрытой головой. В руках — лопата. Вот он подошел к небольшому деревцу. Тонкое, с густыми ветками, оно стоит как-то особняком в этом саду. Редкий в практике случай — деревцо выросло за два года! И что особенно интересно — уже плодоносит! Правда, еще только одно яблоко выросло. Но смотришь на него не налюбуешься. Большое, сочное, цвета ранней зари в густой зелени так и горит, так и светится.
Уже давно известно, как можно изменять, по-своему направлять развитие растений и деревьев. Мичурин первым проложил эту дорожку. Но это деревцо выросло так быстро не от необыкновенных прививок, не от изменения климатических условий. Тут помогло другое — атомное облучение. Правда, оно велось очень осторожно. Большие дозы наверняка привели бы к гибели яблоньки в первые же дни эксперимента.
И вот результат: выведен новый сорт плодового дерева. Теперь вместе с солнечным лучом будет помогать науке луч атома!
Садовник нагибается, осматривает румяное, с желтоватыми полосками яблоко с застывшими на нем крупными каплями росы — нежным поцелуем июньского утра.
Стукнула калитка, и меж деревьев мелькнула фигура мальчика.
— А, это ты, Олег, — узнал его садовник. — Ну, заходи, заходи!
Волосы у мальчика мокрые, приглаженные — сразу видно: только что из бассейна.
— Григорий Антонович, вы папе рассказывали про атомное яблоко. Покажите, пожалуйста, его, — просит Олег.
Хозяин сада, он же известный ученый-ботаник, лукаво улыбается:
— А ты попробуй сам поискать, ну!
Олег медленно обводит глазами самые высокие, ветвистые деревья. Фруктовая завязь заполняет все вокруг. И нет нигде того, под цвет зари, большого яблока.
— Не вижу, Григорий Антонович, — говорит спустя минуту мальчик. — Оно, видно, где-нибудь спрятано, правда?