Тяжелейшим испытанием для него становится разочарование во всем, чему его учила церковь. Утрата веры происходит постепенно. Сначала он расстается с догматами католичества, становится деистом, пытаясь как-то примирить идею существования бога с разнообразным строем жизни верующих всех стран, куда забрасывает его судьба. У него еще есть «бог для себя», бог в душе, покуда опыт знания о мире, о чудовищных беззакониях и бедствиях человечества не приводит к утрате и этой веры. А жизнь, лишенная бога, начинает восприниматься как существование вне логики, вне правил. Тогда Бернардо остается уповать лишь на себя, на свой талант и превосходство. Так, много лет спустя после исчезновения Альваро, пройдя вместе с человечеством все вехи его развития, тип человека-индивидуалиста, одинокого пикаро XX века, воплощается в образе уругвайца Бернардо Пьед-раиты.
Развитие этого исторического типа шло двумя путями. Второй, претерпев сходные метаморфозы, привел некоего предприимчивого швейцарца к идее основать компанию ИТТ. Все служащие ИТТ — и полковник Бен, и Хенин, и Генсборо, и Лу Капоте — варианты того же типа. Они демонстрируют недюжинную сметку, размах, хитрость и интуицию. Это скептики, и идея бога ими утрачена априорно. Чем не плутовской роман — «похождения» ИТТ во время второй мировой войны? ИТТ меняет хозяев и обманывает всех их без исключения. ИТТ — типичный наемник, продажный и беспринципный, сотворивший куда больше зла (ибо масштабы теперь иные), чем Альваро де Мендоса во время Тридцатилетней войны.
И вот в некой точке дороги Пьедраиты и ИТТ пересекаются. Поединок Бернардо с Лу Капоте и его хозяевами и составляет основу детективной интриги в романе.
Эти эпизоды увлекательны и представляют самостоятельну ценность как целостное произведение детективного жанр Однако в контексте всего романа встреча двух плугов приобретает особое значение.
Это, конечно, как раз такая фарсовая ситуация, которая характеризуется поговоркой: «Вор у вора ДУ инк украл». Тем не менее речь тут может пойти не столько об их сходстве, сколько о различиях. Все прегрешения против закона и общепринятых норм, которые совершает Лу Капоте, он творит лишь ради себя, не признавая пре пон морального и этического порядка. От преступлении против отдельных людей Лу постепенно переходит к более масштабным операциям. Похищение картины из музея Прадо становится в каком-то смысле ограблением всего человечества, а авантюра с чертежами секретного оружия и подавно грозит непредсказуемыми последствиями. У не несет в себе никакой сверхидеи, ничего такого, что придавало бы смысл его человеческому бытию. Способный человек, талантливый бизнесмен, Капоте при всем этом личность ущербная. Кроме вполне заурядного стремления к процветанию, он руководствуется лишь мучительными велениями плоти. И может быть, не случайно его мужская несостоятельность показана на фоне полноценной и бурной чувственной жизни Бернардо, наделенного, кроме всего прочего, и способностью любить...
Но логично ли, что Лу будет остановлен преступником, которого давно и безуспешно разыскивает Интерпол? В русле эволюции образа Бернардо — логично. Идея похищения Лу Капоте и последующее «наказание» ИТТ становится одним из последних витков спирали, которую представляет собой медленное взросление его души. Бернардо, подобно плуту Мендосе, в свое время познает и исчерпывает возможности утопии, создав чудо-школу в Кинта-дель-Пердидо. Все самое светлое, что сохранилось в его душе, он отдает маленьким воспитанникам. Это не просто благотворительная организация, но попытка вырастить совершенно особое поколение «нового человека» — в том понимании, которое вкладывал в эти слова Эрнесто Че Гевара. Поколение гармоничных, счастливых людей, находящих радость в тРУДе и творчестве, свободных от алчности и жестокости. Но трагический парадокс этого эксперимента Пьедраиты заключается в том, что реализация сил и качеств таких «новых людей» возможна лишь в обществе соответствующего, качественно нового типа,— а Кинта-дель-Пердидо была лишь островком, затерянным в самой гуще того самого
жестокого и алчного мира, который так ненавидел сам Пьедраита. И утопия не могла не распасться под натиском этого мира...