Конечно, не стоит воспринимать операцию «Пьедраита— Капоте» как некий карающий акт идеологического значения. Да, нельзя не признать, что со временем романтик Бернардо (а он, несмотря на весь свой скептицизм и горький опыт, остается романтиком) становится Робин Гудом наших дней и жертвы свои выбирает отнюдь не среди невинных агнцев. Однако, нанося удар по враждебной его идеалу системе, которая в тот миг воплощена в образе Капоте, он все же остается индивидуалистом. Сочувствуя сандинистам, восхищаясь опытом Кубы, он не способен на совместное деяние, на единение в общей последовательной борьбе. Его вклад в дело уничтожения режима Сомосы — все та же артистичная пикареска, вдохновенная импровизация одинокого актера.
Одиночество — постоянный признак, сопутствующий формированию людей такого типа. На фоне многолюдья, в водовороте которого Бернардо чувствует себя уверенно, и с любящими его женщинами он остается одиноким. Это ощущение усугубляется вечным присутствием тайны, двойной или тройной жизни. Окружающим видна только одна роль, одна маска, а за всем этим скрыты совсем другие черты. Не узнан — значит, не понят. И все же существует некто, к кому Бернардо Пьедраита обращает свою исповедь,— только в отличие от исповеди Альваро де Мендосы Бернардо говорит со своим духовником всю жизнь и при этом ни на что не рассчитывает — ни на отпущение грехов, ни на награду. Это падре Кастель-нуово.
Воспоминания, которые пишет Пьедраита по просьбе своего духовника и друга, и затем их многолетняя переписка — попытки пробить стену одиночества, открыть себя «другому» и в то же время познать себя. Письма Бернардо пестрят описаниями нравов и мест, куда завели его странствия, в них обилие метких наблюдений и красочных подробностей, однако самое главное в них — путешествие в самого себя. Явно или подспудно в этих письмах звучит крик о помощи, когда, сталкиваясь со все новыми и новыми уродливыми сторонами бытия, Бернардо боится окончательно извериться в самом его смысле. И каждый раз падре Кастельнуово старается помочь. Его письма к Бернардо редко приводятся в тексте романа, в основном мы погружены в стихию монолога
Пьедраиты. Но в этом монологе образ падре Каст во- то оппонента, то утешителя - присутствует менно. -пик. Хуана
Падре Кастельнуово в каком-то смысле двои j де Алькосера, мудрого друга и наставника Альвар^ Мендосы. Как и ученый мориск, падре Кастельнуов щает свои обширные знания и опыт на службу лю Он живет для других, жертвуя во имя этого своим с ственным спокойствием и благом. Кастельнуово не п ставляет никакую организацию, секту или благотворит ное общество. То, что он делает, располагая до опреде^^^ ного момента возможностями церкви, он делает не т ~ из религиозного рвения: вечерние школы, фонды ден помощи, клуб рабочих, баскетбольные площадки... По нат^о_ своей это просветитель. Но Кастельнуово, как и его допечному, надолго выпадает участь борца-одиночки, деятельность постепенно выходит за рамки канонов, Д°" пустимых католической церковью, и после серии конфли > с архиепископом Кастельнуово лишается сана. Чел прогрессивных взглядов и блестящий организатор, °н становится политиком — но участвует в политических ДвИ жениях, соответствующих его представлению о справедливости. Тут читатель обнаружит еще один сюжетный парал лелизм в биографиях Альваро де Мендосы и Бернард0 Пьедраиты. Альваро помогает дону Хуану вырваться из лап инквизиции, а Бернардо устраивает побег политического заключенного Кастельнуово. Но урок из этих сходных ситуаций дон Хуан и бывший уругвайский священник извлекают разный. Мудрый мориск навсегда оставляет сотрясаемый раздорами Иберийский полуостров и укрывается от бурь в тихом Амстердаме. Вынужденный эмигрировать, Кастельнуово не оставляет борьбы.
Его взгляды не укладываются в четко определенную систему, деятельность не ограничивается участием з той или иной организации. Попытка примирить марксизм и христианство в теоретическом плане дает в плане практики широкое поле борьбы: от благотворительной деятельности среди крестьян и синдикалистской агитации среди рабочих до вооруженных акций в рядах левоэкстремистской организации тупамарос.
Новый этап его жизни связан с деятельностью под условным именем «Эмилио». Случается неожиданное учитель учится у своего ученика, и именно Кастельнуово Эмилио приходится довершить плутовское начинание Пьедраиты.
Финал романа понравился не всем, не всем убедительной показалась передача уже совсем почти решенной загадки в руки официальных кубинских служб. Чаварриу упрекали в скомканности если не самой разгадки, то, во всяком случае, изображения последствий, которые она могла повлечь. Вручение микрофильмов с чертежами ору-, жия, похищенных из сейфа Капоте, кубинским властям выглядит логично в свете конкретных политических симпатий Пьедраиты и Кастельнуово. Но убедительно ли звучат ссылки на невозможность проникнуть в поисках клада на «шестой остров», что расположен в кубинских территориальных водах, в устах такого мастера плутней, как Бернардо Пьедраита? Об этом судить читателям.