— И что надо делать?
— Будь это где-нибудь в Атлантике, я бы немедленно всплыл. Но у нас над головой был мощный паковый лед и категорический запрет обнаруживать себя на поверхности. С каждой минутой росла токсичность воздуха. Химик доложил, что концентрация окиси углерода увеличилась в 380 раз. Экипаж в дыхательных приборах приступил к пожаротушению, а я распорядился вывести людей, не занятых борьбой за живучесть. Хотя на лодке есть железное правило: никто не имеет права покидать аварийный отсек. Но я так решил, и приказ выполнили. Огонь полыхал с такой силой, что расплавилась стальная дверь гальюна. Я отдал распоряжение наддуть смежные отсеки. Это помогло не нам, другим — когда «лишние» моряки переходили во второй отсек, угарный газ не пошел вслед за ними. Жилой отсек не задымили, а у нас дым сгустился до того, что пальцев не видать на вытянутой руке. Сизый дым пластами стелился по пультам и приборным панелям. Пот катился градом, ведь на средней палубе полыхало пламя. Третий отсек превращался в газовую камеру смерти. Труднее всего было на пульте, с которого управляли реактором. С этого поста не уйдешь. Там все просто: умри, но обеспечь подводному кораблю ход, иначе всем хана.
— Умерли?
— Да, двое. Так действовали те, кого без пафоса можно назвать героями. Но были и другие. Секретчик прибежал в центральной пост, чтобы вести черновой вахтенный журнал. Увидев дым столбом, он повернул обратно. Позже его нашли в самом дальнем отсеке, в десятом. Как он прошел сквозь задраенные по тревоге переборочные люки, одному богу известно. Может быть, жажда жизни превратила его в бесплотный дух. Ответить на вопрос, как он оказался в корме, а не на боевом посту, так и не смог. Сказал, мол, сам не знает, как тут очутился. Другой случай: матрос на пульте «Кама» делал все правильно, только приговаривал: «дембель в опасности, дембель в опасности». Его зациклило на этой фразе, парень слегка повредился умом. Но остальной экипаж держался до последнего и действовал, как надо.
— А как надо?
— Надо всплывать! Я приказал подняться на перископную глубину и готовиться к пуску системы ЛОХ. Честно говоря, побаивался ее включать, немало ходит слухов о смертоносном воздействии фреона на тех, кто не успел надеть маски.
— А что такое ЛОХ?
— Система Лодочная Объемная Химическая. Работает огнегасящий газ фреон, который можно пустить из баллонов станции ЛОХ в любой отсек. Фреон великолепно тушит огонь, но опасен для человека. К сожалению, жизнь поддерживает только кислород. Все кто был в третьем отсеке, включили дыхательные аппараты ИДА-59. Эта штука позволяет держаться в дыму и под водой.
— А сколько там воздуха?
— На пару часов. Короче, я дал команду всплывать. Просто от того, что делать нечего. И в надежде на полынью.
— То есть в надежде на чудо?
Иванов хмыкнул:
— На лодке без надежды нельзя. Как и без юмора, кстати. С юмором нужно дружить. У кого не получается, тот потом дружит с психиатром. А что касается надежды, так она питает не только юношей.
— Хм… И чудо случилось?
— Да, лед над головой оказался всего метровой толщины. Подводный крейсер проломил его как нож яичную скорлупу. Первым делом на мостик подняли пострадавших, стали делать им искусственное дыхание. И тут произошло еще одно чудо.
— Да? И какое? — живо заинтересовался Мещеряков. Каперанг Иванов рассказывал весьма занимательно.
— Покойники ожили. Тяжело отравленные парни стали дышать. Эх, недаром меня назвали Николаем! Заступник моряков, сам Николай-чудотворец помог. Другого объяснения нет. Матросы даже перекрестились: слава богу, вернемся без трупов. Плохая это примета, когда мертвые моряки на корабле. А для командира это — конец карьере.
— Всплыли, а потом?
— На мостик подниматься я не стал, хотя соблазн глотнуть свежего воздуха был очень велик. Надо было работать, душить пламя фреоном. Потом провентилировали отсеки. И стали разбираться, что же произошло.
— Разобрались?
— Тут без мата не обошлось, — усмехнулся Иванов. — Недолгое расследование установило, что молодой матрос тайком покурил в гальюне, а окурок сунул в угольный фильтр. Покурил, и ушел. Чистый углерод фильтра не замедлил воспламениться, при тяге воздуха возник эффект мартеновской печи.
— И что вы сделали с разгильдяем?
— Ничего. Матрос даже под суд не пошел: что с безотцовщины взять? Курил с третьего класса, паршивец. И ведь если бы не было где покурить! Так нет, имелась у нас специальная каюта для табакуров. Натуральная шпана, ей богу. Где захотел, там и пустил дым. Никогда не понимал этого пристрастия.
— Да уж, от одного окурка дверь расплавилась… Что дальше?
— Навели порядок на борту, нырнули. На базу дошли без происшествий, без жертв, без потери скрытности. То есть выполнили все поставленные задачи. Даже птички в зоне отдыха остались живы, а они весьма чувствительные к газовому составу воздуха.
— Значит, матроса решили не наказывать, — Ивашутин поднялся. А затем, хрустя сушкой, принялся наворачивать круги по кабинету. Благо, площадь позволяла. Посмотрел в окно, за которым кипела жизнь, и вернулся к столу. — И кого тогда назначили виновным за пожар?
— На корабле за все отвечает командир. Матросы — чисто дети неразумные, а командир им и мама, и политрук, и воинский начальник. И еще ответчик за все грехи. Мне сразу влепили «строгача», это за пожар. А за героизм на пожаре представили к ордену Красной Звезды. Однако бумагу зарезал политотдел, аварийщиков у них не награждают. Ну, это обычное дело.
— Понятно, Николай Тарасович, — взгляд Ивашутина построжел. — Я навел о вас справки, вы годитесь для нашей работы.
— Для какой работы?
— Надо разобраться с аварией на лодке К-19.
Отставив стакан, Иванов нахмурился:
— И куда в этот раз «Хиросима» влипла?
— Пожар на борту, есть жертвы. Документы почитаете в секретном отделе.
— Но у меня есть собственное начальство, товарищ Председатель…
— Руководство флота не возражает. С сегодняшнего дня поступаете в мое распоряжение, самые обычные герои мне нужны. Начальству в глаза смотреть не боитесь?
— Никак нет, — Иванов и в самом деле смотрел прямо. Без вызова, но и без подобострастия.
— Я тоже так думаю. С приказом ознакомитесь в секретном отделе. Кроме того, вам предоставят аналитическую записку обо всех авариях на подводных лодках. Тех, что были, и тех, что предстоят.
— Как это?! — поразился Иванов.
— Методика разработки анализа — совершенно секретная информация. Для вас она закрыта. Просто примите факты к сведению, чтобы ответить на два вопроса: кто виноват, и что делать. Причем, «что делать» нас интересует в большей степени. Также нас интересует ваше мнение и конкретные предложения по предотвращению аварий на подводном флоте.
— Да это я со всей душой, — пробормотал Иванов. — Сколько на эту тему разговоров переговорено… Не счесть.
— Доклад по существу дела лично мне, — Ивашутин прихлопнул папку на столе. — Мимо защищенного телефона и мимо секретной почты. Лично! Остальное — в обычном порядке. На вопросы никому не отвечать, разве что за исключением футбола и женщин. Всех посылать… к главкому ВМФ.
— А ему?
— А он вопросов задавать не станет, — Ивашутин встал. — Разрешаю привлекать любого, кого сочтете необходимым.
— Есть! — Иванов просветлел лицом. Варианты у него наверняка имелись.
— Более не задерживаю, идите работать. Доклад раз в месяц. Выполняйте.
Глава 19
Дорогие читатели, эта глава будет скучной. Веселья мало, когда речь идет о причинах развала СССР. Имеются сухие цифры, но чтобы понять дальнейший смысл, текст прочитать советую.
Глава девятнадцатая, в которой речь пойдет о причинах распада СССР
Европа всегда была центром мира. Сияющий град развивался и процветал во мраке окружающего варварства. И все было бы хорошо, если бы не ресурсы. Просвещенная Европа нуждалась в ресурсах остро, постоянно и непрерывно. Ресурсы отдаваться не хотели, приходилось брать их силой.