В 1938 году Бартини арестовали. Его обвинили в связях с Тухачевским и Муссолини, за что влепили десять лет. Осудили с поражением в правах, то есть «дали по рогам», как тогда говорили. Из партии, естественно, шпиона исключили. Скорее всего, вина Бартини заключалась в том, что он имел прямое отношение к Коминтерну. А Сталин от таких деятелей международного коммунизма избавлялся весьма энергично. Не расстреляли, вот и слава богу.
На лесоповал Роберт Людвигович не попал, его отправили в шарашку. Здесь он пересекся со всеми знаменитыми авиаконструкторами, а с Туполевым делал бомбардировщик Ту-2. Отсидев весь срок, он занимался реактивными истребителями, транспортными самолетами, летающими лодками и самолетами вертикального взлета. Олег Антонов выразился просто: «Если его не признать гением, то кого же?».
Бартини считал, что Советскому Союзу не надо догонять США. «А что, если бежать наперерез?» — предложил он однажды.
А сейчас Роберт Людвигович вертел в руках книгу с надписью «Самолеты Бартини» издания 2006 года. Пролистал он ее без особого интереса, надо сказать. Добавив в чай сгущенки, барон посмотрел на меня усталыми прищуренными глазами:
— Вы не опасаетесь, что наш разговор прослушивается? — кружкой он указал на телефон.
— Нет, в этот раз я подготовился, — в свою очередь я указал на портфель. — У меня там кое-что жужжит.
— Глушилка? — усмехнулся он. — Хороший ход. Видимо, в ближайшее время мне следует ожидать визита водопроводчика или трубочиста.
— Пока почешутся, пока доедут… — пожал я плечами. — Сто раз успеем поговорить.
— Видимо, я не первый, к кому вы приходили?
— Вы правильно поняли, — темнить я не стал.
— Люди, имеющие цель в жизни, могут быть очень неприятными типами. Такими, как Туполев или Яковлев. Но они делали самолеты, а я рисовал проекты. Хорошие, качественные проекты, способные летать. Только вышло так, что реально полетел один, — без всякого перехода он поинтересовался: — Могу я узнать, кто согласился?
Я назвал десяток фамилий, Бартини их всех знал.
— Академик Сахаров малоприятный человек, замкнутый и необщительный. Он мечтает о нереальном: будто красное и черное можно объединить. Зато замечательный физик. Профессор Зиновьев ярый злобный антисоветчик, но логичен и умеет найти аргументы. Владимир Высоцкий явно асоциальный элемент. И человек не очень хороший, к тому же склонный к алкоголизму. Однако талант, — он дал еще несколько коротких характеристик другим моим протеже, а затем спросил: — И с такими людьми вы собрались строить коммунизм?
— О коммунизме речь не идет, — запротестовал я. — Нам бы социализм удержать.
— Значит, вам удержать не удалось, — грустно резюмировал он. — Бывает… Ну и как там, в вашем будущем? Лучше, чем здесь?
— Там не лучше, — коротко ответил я.
— И кстати, Антон Михайлович, у вас получается изменить прошлое?
— А к изменениям мы только приступили, делать выводы рано, — я подумал и добавил: — Хотя некоторые успехи есть.
— И что вы хотите от меня?
— Работать вместе. Роберт Людвигович, поймите: зная будущее, можно изменить прошлое.
Он грустно улыбнулся:
— Прошлое, настоящее и будущее — одно и то же, связанное неразрывно. В этом смысле время похоже на дорогу. Она не исчезает после того, как мы прошли по ней, и не возникает сию секунду, открываясь за поворотом.
— Вы хотите сказать… — начал догадываться я.
— Простому человеку не дано видеть будущее, это аксиома. Но я знаю, что мой жизненный путь подходит к концу. В романах пишут фразы, вроде «стрела предчувствия пробила его сердце». Так вот, без всяких предчувствий я знаю дату, когда покину этот мир. Я пробовал изменить многое, но у меня мало что вышло.
— У потомков другое мнение, — возразил я. — Они считают вас гением, который опередил свое время.
Бартини с горечью махнул рукой:
— Оставьте, Антон Михалыч. Мне удалось подтолкнуть технический прогресс, но не удалось изменить прошлое. А ведь планы были такие грандиозные…
— Послушайте, если вы считаете, что что-то пошло неправильно, это не означает, будто ваши рассуждения верны.
Красный барон поднял одну бровь:
— Что вы этим хотите сказать?
— С тридцатого года по пятидесятый год Россия прошла огромный путь. Для истории двадцать лет — мизерный срок, но у нас появилась реактивная авиация, вертолеты, ракетно-космическая техника, водородная бомба, атомные подлодки и ядерные АЭС, — перечислил я далеко не всё. — Раве в этом нет доли вашего труда?
— Этого мне мало, — спокойно ответил он, попивая свой чай. — Моя дорога окончена, и я не хочу здесь оставаться. Теперь ваша очередь.
Такого удара я не ждал — мне казалось, что был достаточно убедителен.
Даже растерялся слегка:
— Совет дадите?
— Чтобы давать советы, надо знать вашу историю, — Роберт Людвигович смотрел в свою кружку. — А я не хочу. Кто я такой, чтобы рушить ваши мечты? Это ваша жизнь и ваши планы. Чтобы критиковать вас, а уж тем более осуждать, у меня не тот духовный уровень. Мой образ жизни не соответствует той нравственной ступени, которая для этого необходима. Как говорится, бог в помощь, только без меня.
Это меняло все. Ну, или почти все. Красный барон сам подтвердил, что пришел сюда из будущего, только из другого пласта реальности. По крайней мере, в моем времени такого человека не было. Бартини уверен, что время, как и пространство, имеет три измерения. А если это так, то всегда найдутся люди, способные использовать время в своих целях. И это могут быть люди с другой, темной стороны.
Ничего этого Коле Уварову я не рассказал. И желания делиться ни с кем другим не возникло. В похожей ситуации мудрец однажды заметил юному падавану, что бывают такие вопросы, на которые ты должен ответить сам. И еще есть вещи, которые надо осознать, тщательно переварить, а потом спрятать подальше. В самый дальний уголок памяти, чтобы никто не дотянулся. А точнее, не прочитал Антон. Пока ему такое знать не надо, ибо лишние знания — лишние печали.
Глава 37
Глава тридцать седьмая, в которой две тысячи лет война, война без особых причин
Ближе к ночи на огонек заявились нежданные гости — Анюта с Аленой, промерзшие и озябшие. С веселым шумом они принялись возиться, избавляясь от задубевших сапог и заснеженных шапок с шарфами.
— Вечер в хату, господа арестанты, — закричала Алена прямо из прихожей. — Часик в радость, чифир в сладость!
И где эта столичная штучка таких слов нахваталась? Вот оно, тлетворное влияние интернета на неокрепшие умы молодого поколения. И куда смотрит комсомольская организация? Тем не менее, ответил я в подобном ключе:
— И вам фарта в делах ваших нелегких, сто тузов на сдачу.
Мальчик дремала, не вникая в беседу. На очередных гостей, упавших в прихожую из ниоткуда, овчарка отреагировала вяло. Она лишь повела ухом на своей подстилке, куняя носом. Эта публика давно числится в моей стае, поэтому опасности для жилища представлять не могла.
— Всем привет! — широко улыбнулась Анюта, стягивая свитер вслед за курткой. — Ну что, Верка, слухи о твоей смерти оказались сильно преувеличенными?
— Не дождетесь, — внешне беззаботно ответила Вера. Несмотря на огненные батареи, она куталась в пуховый платок. — Со мной рядом два Антона, мои ангелы-хранители.
— Теперь, когда все кончилось, пойдешь замуж за Тошу? — Нюся встряхнула рыжим чубчиком.
— Теперь пойду, — кивнула Вера. — Мама дырку в голове уже сделала.
— Свадьба в июне, — добавил Антон. — Приглашаю всех.
— Погоди, — не поняла Анюта. — Июнь — это черти когда, аж летом. Что так долго?