Я смотрел на девчонок во все глаза. Окончательно выросли, а я и не заметил. В смысле, сиськи и без того были, а теперь появились убеждения и собственное мнение. Пусть спорное, с остатками юношеского максимализма, но оно есть.
Между тем Нюся нашла искомое.
— Вот! — торжествующе воскликнула она. — Монгольская группа «Ху». Это именно то, что нам надо!
— Что надо? — не понял Антон.
— Настоящий рок! — Нюся ткнула пальцем в экран. — А мы скажем, что это калмыцкие народные песни. Пусть кто-нибудь попробует возразить, когда Уля Тулаева напишет тексты, якобы от родной бабушки. Лена сделает аранжировки, а мы добавим горловое пение и парочку хитрых инструментов, — пошевелив губами, она восторженно процитировала: — «С эмблемой волка, под сенью неба, монголы воспрянут. И весь мир будет поклоняться священному имени Чингисхана, восседающему среди людей. О черные стяги, восстаньте!».
Глава 38
Глава тридцать восьмая, в которой хрен редьки не только не слаще, но и утро вечера не мудреней
На большой перемене шумно. Под аккомпанемент звонка, гремящего в коридорах, народ музпеда перемещается в сторону столовой. Стремится всеми фибрами своей души — завтрак был давно, а до питательного ужина целый день впереди. Антон всегда летит в первых рядах. Именно так поступают дауншифтеры пригорода Геленджика, когда в единственную пивнушку на пляже начинают выгружать бочки. Жизнь штука такая, кушать захочешь — научишься не только коз лечить.
Очередь змеилась через весь зал до выхода, но Анюта была уже здесь, и очень близко к выдаче. С такими длинными ногами удивительного мало, вопрос только один: почему не первая? Второй поднос Нюся прихватить не забыла, куда успела загрузить компот и вилку. Антон мудрить не стал, добавил к этому двойную порцию пельменей и стакан сметаны. Анюта ограничилась капустным салатом и рыбным супчиком неизвестной породы — картошка в жидкости присутствовала, а вот рыбка куда-то уплыла.
И только оголодавшие студенты расположились за шатким столиком голубого пластика, как свободное место заняла невзрачная аспирантка, подрабатывающая секретарем в деканате. Села не просто так, как оказалось, не для удовольствия лицезреть себя. Заодно со своим подносом она доставила дурную весть: строгое повеление парторга явиться к нему на ковер.
— Не нравится мне это, — сообщил Антон по внутренней связи.
— Аспирантка? — отозвался я. — Губы не накаченные, взгляд не набыченный, уши без тоннелей. И еще очочки эти дурацкие. Не, не то. Кого она хотела удивить?
— Дед, хватит прикалываться, — буркнул парень. — Чё-то я очкую.
Поедая молочную кашку, аспирантка поддержала нейтральный разговор с Анютой о дурацкой погоде и количестве ног, порушенных на гололеде. Решительно осудив ураганный ветер на улице, гонец плохих вестей упорхнула творить гадости другим, то есть на своё трудовое место.
— Надо идти, — еще раз вздохнул Антон.
— Оставайся, мальчик, с нами, — предложила Анюта. — Будешь нашим королем.
— Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть», — Антон лихо допил компот и поднялся. — Если я не вернусь, прошу считать меня коммунистом.
Мы ушли, а Анюта осталась релаксировать над стаканом с компотом.
Ветер, в самом деле, разбушевался не на шутку — это ощущалось в столовой, коридорах, и даже в келье парткома с закупоренной форточкой. Тесное помещение было узким, чуть больше туалета, где мы только что отметились. Здесь было чище, то так же бедненько.
В отличие от туалета, вместо кабинок здесь поставили книжные шкафы, а вместо писсуара соорудили письменный стол, за которым восседал парторг. Будучи «полон дум о юности веселой», выглядел он усталым. Впрочем, таким и должен быть руководитель нашего оркестра — усталым и недовольным.
— Доброго дня, — произнес Антон вежливые слова, которые в мрачной атмосфере пыточной показались мне кощунственными.
Свободную стену украшал не белый кафель, а дипломы в рамочках и переходящие красные вымпелы. Вот у этой стены Антон и остановился, чтобы подпереть ее. Видимо, он рассчитывал, что встреча будет мимолетной. Ага, наивный.
— Проходи, присаживайся, — сняв очки, Косач потер переносицу. — Как дела?
— Все нормально, спасибо, — вежливо ответил парень.
Вежливость — это у нас в крови. А парторг куртуазную беседу не поддержал. Вместо следующего вопроса, «жирна ли шерсть у ваших баранов», он зыркнул таким взглядом, будто слово «нормально» резануло его слух. А потом Косач выложил перед собой листик со списком. Часть фамилий была подчеркнута, часть зачеркнута, а напротив остальных стояли разнообразные значки из китайской тайнописи. Недобрые предчувствия сдавили мне сердце.
Парторг уставился в свои закорючки:
— Вчера состоялось расширенное заседание партбюро. Вместе с товарищами из райкома партии мы говорили о современной молодежи. Наша партия вместе с деканатом постоянно беспокоится о воспитании будущих музыкальных педагогов, проявляя все больше интереса к тому, какова политическая зрелость студентов. В ходе откровенного и обстоятельного разговора выработалось мнение о составе музыкального коллектива «Надежда». И обнаружился целый пласт нерешенных вопросов.
— Да-да? — Антон внимал со всем тщанием.
— Вам доверена честь представлять в Германии не только наш институт, но и всю молодежь города. Ваша репутация должна быть белее снега горных вершин! И что я вчера узнаю?
— Что?
— Что отличник и комсорг музыкального коллектива студент Антон Бережной сожительствует со студенткой мединститута Верой Радиной.
— Вот суки, — подумал я. — Стуканули куда не надо в такой момент!
— Как это понимать? — надавил парторг.
Что ни говори, а мир не без добрых людей, и нечто подобное следовало ожидать. Антон подумал примерно так же, но лицо сохранил:
— Яков Моисеевич, у вас неверная информация. Дома наши стоят через огород.
— И что?
— Но дело не в том, что часто на огороде встречаемся, а потому что решили пожениться. Мы подали заявление в Дворец бракосочетаний. А там очередь расписана до мая, — он вытащил из кармана бумажку и протянул парторгу: — Вот, взгляните.
— Что это?
— Талон в магазин для новобрачных.
— Ах вот оно как… — хмурые брови выровнялись.
Сразу припомнился мем «Ах вот оно что, Михалыч».
Парторг пригляделся:
— А почему дата бракосочетания указана странная — «15 июня»?
— В мае жениться нельзя, потом век маяться будешь, — брякнул Антон. — Хороший человек в мае не женится. Поэтому записались на июнь.
— Вот как? Чего еще нельзя в мае? — подозрительно спокойно поинтересовался парторг.
— Нельзя невесте жемчуга надевать.
Антон нырнул в ловушку, хотя я шикал и пихался локтем. Мысленно я даже застонал:
— Молчи, несчастный! Оглянись: ты не дома, а в парткоме. Этих гавриков на хромой козе не объедешь, даже если копыто вылечишь.
— Да понял я!
— Вот и молчи. Еще не дай бог вспомнишь, что месяц май назван так в честь греческой нимфы Майи.
— Это кто?
— Дамочка, с которой олимпийский бог Зевс изменял Гере! Какие уж тут семейные радости?
— А разве товарищи из райкома не проверяют и такие слухи? — попробовал огрызнуться парень.
— Когда дело дойдет до разрешения на поездку, проверят всё, — успокоил я его. — Только другие товарищи, не из райкома.
Тем временем парторг закончил чесать затылок.
— Очень интересно, — сообщил он. — Что-то еще?
— Зевать нельзя, — снова ляпнул Антон.
— Хм, — мы с парторгом крякнули одновременно.
А парень пояснил:
— Если уж вышла замуж в мае, нельзя зевать — в рот может нечисть влететь. И вообще, в мае лучше помалкивать. Не ругаться, не кричать, и поменьше рот раскрывать.
Отличный совет, подумал я. Что ж ты сам себя не слушаешь?
Между тем парторг неожиданно улыбнулся. Наших переговоров он не слышал, складка на лбу у него разгладилась.
— Господи боже мой, — сказал он тоном доброго дядюшки. — Как же сильны в народе предрассудки! Всякие приметы — это условности. Запомни это, Антон.