Чинара метнулась в сторону ельника, до него было недалеко, там чудилось спасение. На повороте в ложбину она налетела на поваленное дерево и сломала лыжу, пыталась уйти на одной. А позади стреляли.
Вдруг обожгло ногу. От нестерпимой боли стало темно в глазах, затошнило. Собравшись с силами, Чинара уже на руках подтянулась к пеньку, разрыла снег, вынула пистолет, вложила в «лимонку» детонатор. Два эсэсовца, офицер и полицай прямо шли на нее. За ними — солдаты.
— Это ребенок! — воскликнул офицер, подбегая. — Я думаль…
— Она партизанка! Дочь партизана-лесника! — крикнул полицейский.
Чинара выхватила пистолет и выстрелила почти в упор.
Офицер и два солдата рухнули в снег. Но вдруг офицер вскочил и спрятался за сосну.
— Окружить! Взять живой!.. — приказал он.
Сжавшись в комочек между двумя пеньками, Чинара начала неравный поединок. Ее окружили, стреляли по рукам и ногам, набрасывались сзади. На всех — только пять патронов да «лимонка». Гранату Чинара бросила, когда фашисты подошли почти вплотную. Дорого отдала свою жизнь Чинара — юная дочь лесника Колбасина.
Мы вспомнили Чинару, когда я после войны побывал в селе Смелиже. Разбитое и сожженное в 1943 году, это село поднялось из руин и пепла, стало еще лучше и краше. Наш «газик» подошел к небольшому опрятному домику.
— Вот здесь, — остановив машину, сказал шофер.
Я нетерпеливо постучал в дверь.
— Кто там? — послышалось из сеней. Голос показался мне знакомым.
— Пелагея Афанасьевна?
— Я буду. Кому понадобилась?
Дверь отворилась, и я увидел седую, с темно-бронзовым лицом женщину.
Да, это была она, тетя Поля, наша славная разведчица и стряпуха, и медсестра, и прачка, и всем — мать.
Подняв воспаленные глаза, она пристально поглядела на лица, и сухие губы ее дрогнули.
— Помню, помню вас. А вот повстречать не думала. Ну, заходите, Васильич. По старой памяти чаем партизанским с брусничкой угощу. Одна я теперь, совсем одна. — Пелагея Афанасьевна заплакала, по-старушечьи, легко и безголосо.
Прошли в горницу, разговорились о былых делах в лесу. И вся скромная семья лесника Колбасина вспоминалась мне, будто я покинул ее не много лет тому назад, а вчера. И мне казалось, — еще немного — и к нам войдет Чинара, станет рассказывать, какие сведения о гитлеровцах она добыла в разведке…
Большим событием первой партизанской зимы был, несомненно, разгром гарнизона гитлеровцев нашим славным молодежным отрядом, который в трудном бою принял имя своего командира лейтенанта Филиппа Стрельца.
С душевной болью вспоминаю я этого смелого юношу. Вижу его всегда в движении, в действии, всегда бодрым, энергичным. Ни тени усталости, никаких жалоб на тяготы походной жизни.
Боевое крещение Филипп принял в летних боях с фашистами на подступах к Киеву. Потом, находясь в окружении противника, он совершил несколько дерзких налетов на врага. Не удовлетворяясь налетами, он приложил все свои усилия, чтобы выйти на соединение с регулярными частями армии. Когда группа Сабурова, прошедшая пешком от Киева до Брянских лесов, приняла решение начать партизанские действия, Стрелец не согласился с этим.
По пути на восток в действующую армию Стрелец попал в расположение Навлинского отряда и там под влиянием работника райкома партии А. М. Суслина нашел свое место в боевом строю.
Не колеблясь, мы назначили Стрельца командиром первого молодежного партизанского отряда, сформированного из двух групп военных и комсомольцев сел Ворка и Салтановка. Комиссаром отряда стал политрук Василий Григорьевич Бойко. Отряд Стрельца выполнял самые опасные задания, и командир его всегда был во главе всех боевых операций.
Помню, в начале января, часов в восемь утра, разведка Стрельца обнаружила на большаке пять фашистских лыжников, продвигавшихся к селу Острая Лука. Командир группы и двое партизан, встав на лыжи, пошли им навстречу.
Фашисты двигались вдоль шоссейной дороги, затем свернули на Гнилево. Стрелец направился им наперерез. Он решил опередить фашистов, пошел кромкой оврага на Гнилево. Но они вдруг повернули обратно. Взяв автоматы наизготовку, партизаны бросились в погоню…