Далее двое ментов поднялись на седьмой этаж, где удостоверились, что люк на чердак нараспашку, двое других, доверив свой драгоценный транспорт Веньке, пошли было в разные стороны вдоль домов, разглядывая освещенные окна подъездов, но быстро вернулись. Тем временем спустились вниз первые двое. Ловить улепетнувших злодеев было дохлым номером. И вообще, дело было трухлявое. При трупе никаких документов, возможно его опознают родственники, знакомые, если он москвич и имел в городе таковых. Но скорее всего, как обычно, это приезжий. Что касается пистолета с глушителем, то таких сейчас тьма.
Менты побожились, что утром лестница будет вымыта, погрузились в УАЗик и укатили.
— На полу спать любишь? — спросил Курепов.
— Не-а, — ответил Венька.
— А придется, — сказал Курепов. — Если, конечно, у тебя не два дивана.
— Имеется в виду, что едем ко мне? — уточнил Венька. — А на кой ляд?
— Не засну я здесь, — признался Курепов. — Кровища эта. А завтра надо быть свежим.
— Надо, так надо, — сказал Венька…
Венькина комната, чистая и уютная, где Венька лишь ночевал, Курепову категорически не понравилась. Не так должен жить член команды. Ну, что это такое? Окно на проезжую часть, где, поди, с шести утра громыхают самосвалы. Пол обшарпан, обои грязные, отклеившиеся, диван продавлен, даже телевизора нет.
Наворчавшись, Курепов лег на продавленный диван и мигом заснул. Венька же ворочался на брошенном на пол одеяле, ворочался, переворачиваясь со спины на живот и обратно, так как на боку лежать было совершенно невозможно, пока, наконец, не погрузился в спасительный сон. Впрочем, так ли спасительный? Во сне этом, тревожном и красочном, огромный рыжий волк лакал натекающую откуда-то густую алую кровь и исподлобья смотрел круглыми желтыми немигающими глазами…
Следующий день был весьма приятным — Ванька по протекции Курепова получил в комбанке беспроцентную ссуду со сроком погашения 25 лет. Ссуда была несуразно большая — 100 тысяч долларов, замучаешься погашать, но присутствующий при сём Курепов успокоил, что погашать не обязательно. Банк для того и существует, чтобы однажды благополучно лопнуть. Возвращения ссуды никто не затребует. Бывший с ними директор комбанка по фамилии Вайнштейн любезно улыбнулся и согласно кивнул.
После этого удивительно просто, прямо-таки шутя, была куплена трехкомнатная квартира на Ленинском проспекте. Выглядело это так. Распрощавшись с Вайнштейном, Венька с Куреповым сели в «Ауди» и покатили по указанному Куреповым адресу, что на Ленинском проспекте, где их ждал некто Сеня с договором на куплю-продажу жилья, украшенному всеми полагающимися подписями и печатями, и квитанцией об оплате. Веньке оставалось лишь отстегнуть указанную в квитанции сумму 50 тысяч долларов, вслед за чем Сеня исчез. Вот и вся купля.
Курепов по-хозяйски провел Веньку по большой, только что после евроремонта, квартире, заглянул в уютную застекленную лоджию, в шикарную ванную комнату, включил и выключил на кухне микроволновую печь, спустил воду в финском унитазе. Как бы между делом намекнул, что квартира продана по остаточной стоимости, на самом деле она стоит много больше. Вслед за этим Курепов вызвал по мобильнику Пяткина с его «Шевроле», а Веньке наказал ждать — вот-вот должны привезти обстановку, этим ребятам следует отдать 30 тысяч баксов.
Венька кивнул. От сумасшедших сумм, как от водки, плыла голова.
Потом, когда привезли и начали расставлять итальянские гарнитуры, застилать полы коврами, размещать в комнатах домашний кинотеатр, компьютер, музыкальный центр — всё далеко не дешевых моделей, прилаживать к водяной системе стиральную машину, затаскивать на кухню громадный японский холодильник, привинчивать кондиционеры, зеркала в золоченых рамах и вообще наводнять квартиру массой красивых дорогих вещей, Венька понял, что и обстановка продана по какой-нибудь остаточной цене. Не могло всё это стоить 30 тысяч, тут пахло чем-то гораздо б
Но уговор есть уговор, Венька отдал ровно столько, сколько велел Курепов.
Позже, когда Венька, заперев стальную дверь в хоромы на два суперзамка, приехал в Резиденцию, выяснилось, что обормоты, организовавшие вчера покушение на Курепова, пойманы. Было их трое и они были чем-то так напуганы, что немедленно во всём сознались.
Заказчика они не видели, задание получили по телефону, сумку с оружием, адресом и четвертью гонорара взяли на Казанском вокзале в ячейке, которую указал заказчик. Своего телефона этот дядя не оставил, сказал, что позвонит сам. В общем, и тут дохлый номер.
Напуганы же они были кошмаром, который и во сне не привидится. Утром в дверь «хаты», которую они снимали на четверых (включая убитого вчера вечером Шеридана), вошел этот самый Шеридан, причем запертая дверь распахнулась перед ним с треском. Вместе с ним вошел тяжелый свинцовый запах крови. Был Шеридан бел, как мел, с отливом в синеву, из раны во лбу сочилась черная кровь, а из черного развороченного затылка периодически вываливались зеленые ошметки и смачно шлепались на пол. Вслед за чем начинали дымиться, распространяя тошнотворное зловоние.
Наемники, не успевшие еще встать, лежали в кроватях, дрожали с перепугу.
Квартира была однокомнатная, на седьмом этаже, единственный выход перегораживал бродящий туда-сюда и наблюдающий за бывшими дружками Шеридан. Глаза у него были жуткие, в которые лучше не смотреть. Желтое с прозеленью яблоко и зрачки-дырки, через которые, казалось, можно увидеть мозг. Но там, в дырках, была чернота.
Один из наемников, сверкая голым задом, попытался прошмыгнуть мимо Шеридана, но был схвачен за горло и брошен на кровать с такой силой, что бедное ложе развалилось. Сам же наемник помимо многочисленных ушибов получил легкое сотрясение мозга.
— Не рыпаться у меня, — глухо, как из могилы, сказал Шеридан, после чего восковым пальцем набрал по телефону «02» и уже совсем другим голосом, бодреньким надтреснутым тенорком, произнес в трубку:
— Але. Это жилец беспокоит. Тута у нас на Плещеева пять квартира пятьдесят семь бандюги живут. Вчерась на Новослободской паренька одного шлепнули, что в подъезде стрелял в депутата. Так это его дружки. Поди, ищете? Ага. Пять, пятьдесят семь. Плещеева. Дома они, дома, пошустрее, ребяты.
Положив трубку, Шеридан вновь заговорил глухим заунывным голосом, адресуясь к наемникам:
— Расскажете всё, что знаете. Не врать. Буду контролировать. В случае чего голову откушу.
Он вдруг так разинул рот, что в него запросто можно было бы вкатить большой арбуз. Рот этот был полон желтых с коричневым налетом зубов. Язык был огромен и лилов, нёбо сизое, со скользкими наплывами.
Неуловимо быстро оказавшись у ближайшего к нему наймита, он нагнулся над ним и сомкнул пасть, прихватив голову несчастного до плеч.
Бедняга задергался, замычал что-то, засучил ногами.
Шеридан почмокал, блаженно закатив глазки под потолок, затем отпустил обслюнявленную голову. Наемник, всхлипывая, принялся судорожно вытираться.
Какой-то паренек, бегом спускавшийся с верхних этажей, остановился перед распахнутой дверью, сказал с отвращением: «Ну и вонища. Кошка, что ль, сдохла?», — и, дробно топая, скатился вниз.
— А с тобой что сделать, миляга? — спросил Шеридан, подходя к следующей трясущейся от страха жертве…
Прибывшие через десять минут омоновцы обнаружили открытую настежь дверь, трех примотанных антенным кабелем друг к другу, ворочающихся на полу голых мужиков, паспорта, пистолеты и патроны на кухонном столе, здесь же доллары в упаковке и пару пакетиков с героином. Никого больше в квартире не было.
Всё было преподнесено, как на блюдечке.
В квартире, если не считать разваленной постели, было относительно чисто, но запах стоял совершенно мерзостный. Просто какой-то убийственный запах.
А бандюги были жалки и чем-то смертельно напуганы.
Глава 14. Что же мы так бедны-то?
Надо ли говорить, что Гыга, прикинувшийся Шериданом (любил он эти милые шалости) и так напугавший наемников, шепнул Курепову на ухо имя заказчика.
Имя это в столице было весьма известным и принадлежало субъекту, делающему заявку на верховную власть. Где-то ему Курепов перешел дорогу, но скорее всего дело было не в этом. В Курепове дальновидный этот дядя, богатый и хитрый чиновник высокого ранга, по-видимому, разглядел опасного конкурента.