— Это валютный счет за рубежом, — продолжал Курепов. — Это прорыв в будущее. Это настоящее богатство, Вениамин, когда купить яхту или особняк — раз плюнуть. А поскольку ты в связке, то это еще и власть. В недалеком будущем. Но к делу.
— Вот и я о том же, — сказал заинтригованный Венька.
— Короче, есть один гад, — произнес Курепов, прищурившись. — Всем жизнь портит, стерва. Его надо убрать.
Сказал, как обухом по голове хватил. Веньке показалось даже, что он ослышался, но нет, Курепов, повернувшись, смотрел в упор и ждал.
Тут и молчавший доселе покровитель Гыга ожил и зашептал: «Давай, брат, соглашайся. Это твой шанс».
— Э-э, — промямлил Венька. — Мэ-э.
С другой стороны, а что тут особенного — убрать? Убрать можно и на ринге — были же случаи, когда на соревнованиях перешибали напрочь сонную артерию или всмятку дробили горло. Одному, вон, саданули кулаком в грудь, а он возьми да помри. Разрыв сердца в результате очень сильного и точного удара. А не остановись тогда, в зале, каратисты, ныне дружбаны, пойди на жесткий контакт, так и пришлось бы кого-нибудь убить. Зол был тогда Венька, ох, зол.
А сейчас он зол не был, однако же приходилось подчиняться. Тем более, что убрать нужно было гада.
— Ладно, сказал Венька и вздохнул, вспомнив вдруг, как называется такого рода исполнитель.
Он называется киллером.
— Молодец, — похвалил Курепов. — А-то заблеял было, я уж подумал — перепугался парень. Это Венька-то, железный Венька, который в одиночку раскидал девятерых и двоих из них, кстати, пришиб.
— Пришиб? — слабо спросил Венька.
— Двое скончались в больнице, — подтвердил Курепов. — У одного кровоизлияние в мозг, у другого порвана печень. Так что ты у ментов на крючке, парень. Но не боись, пока ты со мной, всё будет в ажуре.
Тело уже высохло, плавки пока были сырые, снова было жарко. Куда-то протопал Сергеич, приветствовал взмахом руки. Теперь Венька был как бы на правах второго тренера, обучал своим особым приемам, но, разумеется, далеко не всем. На крючке у ментов. Ах ты, черт возьми.
— Расстроился? — сказал Курепов. — Плюнь. Милиция — такой же товар, как и всё остальное, покупается и продается за милую душу. В общем, так: из Резиденции никуда. Перекусишь в буфете, передохнешь в гостевой. В девять, то бишь в 21.00, выйдешь из корпуса, сядешь в «Шевроле». Шофер Пяткин, он маршрут знает. Кроме того, будет Гаврилов, он клиента знает в лицо. Работаете в паре с Гавриловым, подстраховывая друг друга. Пяткин будет ждать в соседнем переулке. Нужно инсценировать пьяную драку. В машине найдете парики и бороды. Наденете перед операцией.
Он подмигнул, ухмыльнулся и добавил:
— Как революционеры, едрена вошь.
— Адрес клиента? — сказал Венька.
— Не нужен адрес, — ответил Курепов. — В десять клиент возвращается из…, короче, возвращается домой. Машину отпускает на Тверской. Всегда ходит одним и тем же переулком. Народу в это время никого. Гаврилов тебе все объяснит.
Он встал и потянулся. Молодой, а уже малость тронулся жирком. Хотя плавает, как утка, на двадцатипятиметровке обогнал Веньку на полкорпуса.
— Потом вернетесь в Резиденцию, я буду ждать… Не наследите там, — предупредил Курепов и, поглядывая направо-налево, вяло потащился к душевым, где в раздевалке висела чистая одежда.
Грязную одежду вышколенная прислуга уже отнесла в химчистку, которая находилась в подвале Главного Корпуса.
Вскоре и Венька встал и тоже потащился к душевой — тело было, как не своё, разнежилось под солнышком. Ничего не хотелось делать, но делать было нужно.
Глава 10. Лобное место
В 21.00 Венька вышел из Главного Корпуса и сел в «Шевроле». За рулем был Пяткин (тот самый «Герасим»), рядом с ним сидел Гаврилов.
Машина тут же тронулась.
«Шевроле» поколесил по городу, углубляясь помаленьку в центр, затем выехал на Тверскую и помчался к Белорусскому вокзалу, потом, когда до вокзала было рукой подать, свернул в один из переулков и, проехав сотню метров, остановился под липами напротив пустой школы.
— Передай камуфляж, — сказал Гаврилов. Голос у него был грубый, напористый.
Венька передал ему парик и бороду, сам начал маскироваться. Борода щекотала шею, парик под Битлз залезал в глаза.
— Как? — Гаврилов повернулся, чтобы его видели и Пяткин и Венька.
Парик у него был курчавый, коричнево-рыжий, борода такая же, что в сочетании с вечно насупленными рыжими бровями и угрюмым взглядом создавало образ бандюги с большой дороги. Увидишь такого — вздрогнешь, поневоле перекрестишься.
— В самый раз, — неуверенно сказал Пяткин.
Гаврилов заметил это колебание, предложил Веньке махнуться, но Венька предложение отверг. Он уже посмотрелся в зеркальце и остался доволен своей внешностью, внешностью хиппаря шестидесятых.
— Надень очки, — посоветовал он Гаврилову.
В очках Гаврилов стал еще свирепее.
На том решили остановиться.
Дворами до соседнего переулка было рукой подать.
Гаврилов с Венькой прошлись по нему, выбрали место поглуше, место встречи, в сквере между домами, после чего вернулись в машину и стали слушать нескончаемую «Европу-Плюс». Без пятнадцати десять они направились в сквер.
Гаврилов сел на скамейку метрах в тридцати от лобного места, Венька встал за кустами так, чтобы видеть напарника. Когда клиент, проходя, оставлял позади скамейку, Гаврилов должен был встать. Это служило сигналом — вот он, родненький.
Мимо прошел парень с бородкой, Гаврилов сидел.
Появился пузатый бородач, чем-то неуловимо напоминающий Сергеича, Гаврилов сидел.
Когда появился третий, тоже с бородой, Веньке стало весело. Что у них там — слёт или проверка на вшивость? Конкурс на лучшего полевого командира?
Мимо скамейки прошли трое, и Гаврилов встал. Вот черт. Двое были парнюги с накачанными бицепсами, а тот, что между ними — тощенький, лет пятидесяти, в белой рубашке с коротким рукавом. Кого бить-то? Кто из них гад?
Осенила страшная догадка: а ведь мочить придется всех троих. И тут уже никакой пьяной дракой не пахнет — таких мордоворотов убить голыми руками могут лишь специально обученные мордовороты. Причем абсолютно трезвые.
Но кто из них? Наверное, вот этот, субтильненький. Эх, сюда бы «Гюрзу». Хлопнул и, имея фору в тридцать метров, на отрыв. Шиш бы догнали. Нет, нет, всё не то, придется мочить всех.
Всё это промелькнуло в Венькиной голове, а между тем Гаврилов, поднявшийся со скамейки, сказал вдогонку троице:
— Товарищ, спички есть?
И даже руку протянул, в которой оказалась сигарета. Артист, да и только.
— Нету, — бросил левый бугай, не оборачиваясь.
— Вот досада-то, — забормотал Гаврилов, идя следом. — У кого ни попросишь, всё нету.
У него, у артиста, и голос изменился, стал мягче, просительнее.
— Отвали, слышишь? — сказал левый бугай, останавливаясь.
Другие двое тоже остановились, но он им махнул рукой — идите, мол, сам разберусь, это недолго, — и они потопали прямо к лобному месту.
— А ежели поискать? — всё так же мирно осведомился Гаврилов.
— Чего тебе, дядя? — мордоворот, не замечая широченных плеч Гаврилова, пошел на него. — Я же сказал — отвали.
Гаврилов попятился якобы в растерянности, на самом же деле он следил за действиями Веньки, а амбал загораживал.
Вот тот выскочил из-за кустов и ударом кулака поверг наземь тщедушного, после чего повернулся к своему мордовороту, который уже встал в боевую стойку. Эти ребята тоже были обучены.
«А ведь он не знает, кто из них клиент», — подумал вдруг Гаврилов и рявкнул:
— Тощего дави.
Всё понявший амбал ругнулся и, рассчитывая на быструю победу, ринулся на Гаврилова.
Противником он оказался серьезным. Гаврилову под его напором пришлось даже отступить. Прошли два болезненных удара ногой. Этот гад умело бил по точкам. Но вот он зевнул, и Гаврилов провел боковой в челюсть, потрясший амбала до глубины души. Однако, он был весьма крепок, этот мордоворот. Другой бы уже лег пластом, потому что удар был нокаутирующий, а этот стоял. Гаврилов двинул ему в подбородок, двинул чисто, классически, хотя Венька на тренировках и поругивал его за то, что он, Гаврилов, частенько скатывается на боксерские приемы и удары. Но что поделаешь — в ответственные моменты на первый план почему-то всплывали старые боксерские навыки.