Он подмигнул, ухмыльнулся и добавил:
— Как революционеры, едрена вошь.
— Адрес клиента? — сказал Венька.
— Не нужен адрес, — ответил Курепов. — В десять клиент возвращается из…, короче, возвращается домой. Машину отпускает на Тверской. Всегда ходит одним и тем же переулком. Народу в это время никого. Гаврилов тебе все объяснит.
Он встал и потянулся. Молодой, а уже малость тронулся жирком. Хотя плавает, как утка, на двадцатипятиметровке обогнал Веньку на полкорпуса.
— Потом вернетесь в Резиденцию, я буду ждать… Не наследите там, — предупредил Курепов и, поглядывая направо-налево, вяло потащился к душевым, где в раздевалке висела чистая одежда.
Грязную одежду вышколенная прислуга уже отнесла в химчистку, которая находилась в подвале Главного Корпуса.
Вскоре и Венька встал и тоже потащился к душевой — тело было, как не своё, разнежилось под солнышком. Ничего не хотелось делать, но делать было нужно.
Глава 10. Лобное место
В 21.00 Венька вышел из Главного Корпуса и сел в «Шевроле». За рулем был Пяткин (тот самый «Герасим»), рядом с ним сидел Гаврилов.
Машина тут же тронулась.
«Шевроле» поколесил по городу, углубляясь помаленьку в центр, затем выехал на Тверскую и помчался к Белорусскому вокзалу, потом, когда до вокзала было рукой подать, свернул в один из переулков и, проехав сотню метров, остановился под липами напротив пустой школы.
— Передай камуфляж, — сказал Гаврилов. Голос у него был грубый, напористый.
Венька передал ему парик и бороду, сам начал маскироваться. Борода щекотала шею, парик под Битлз залезал в глаза.
— Как? — Гаврилов повернулся, чтобы его видели и Пяткин и Венька.
Парик у него был курчавый, коричнево-рыжий, борода такая же, что в сочетании с вечно насупленными рыжими бровями и угрюмым взглядом создавало образ бандюги с большой дороги. Увидишь такого — вздрогнешь, поневоле перекрестишься.
— В самый раз, — неуверенно сказал Пяткин.
Гаврилов заметил это колебание, предложил Веньке махнуться, но Венька предложение отверг. Он уже посмотрелся в зеркальце и остался доволен своей внешностью, внешностью хиппаря шестидесятых.
— Надень очки, — посоветовал он Гаврилову.
В очках Гаврилов стал еще свирепее.
На том решили остановиться.
Дворами до соседнего переулка было рукой подать.
Гаврилов с Венькой прошлись по нему, выбрали место поглуше, место встречи, в сквере между домами, после чего вернулись в машину и стали слушать нескончаемую «Европу-Плюс». Без пятнадцати десять они направились в сквер.
Гаврилов сел на скамейку метрах в тридцати от лобного места, Венька встал за кустами так, чтобы видеть напарника. Когда клиент, проходя, оставлял позади скамейку, Гаврилов должен был встать. Это служило сигналом — вот он, родненький.
Мимо прошел парень с бородкой, Гаврилов сидел.
Появился пузатый бородач, чем-то неуловимо напоминающий Сергеича, Гаврилов сидел.
Когда появился третий, тоже с бородой, Веньке стало весело. Что у них там — слёт или проверка на вшивость? Конкурс на лучшего полевого командира?
Мимо скамейки прошли трое, и Гаврилов встал. Вот черт. Двое были парнюги с накачанными бицепсами, а тот, что между ними — тощенький, лет пятидесяти, в белой рубашке с коротким рукавом. Кого бить-то? Кто из них гад?
Осенила страшная догадка: а ведь мочить придется всех троих. И тут уже никакой пьяной дракой не пахнет — таких мордоворотов убить голыми руками могут лишь специально обученные мордовороты. Причем абсолютно трезвые.
Но кто из них? Наверное, вот этот, субтильненький. Эх, сюда бы «Гюрзу». Хлопнул и, имея фору в тридцать метров, на отрыв. Шиш бы догнали. Нет, нет, всё не то, придется мочить всех.
Всё это промелькнуло в Венькиной голове, а между тем Гаврилов, поднявшийся со скамейки, сказал вдогонку троице:
— Товарищ, спички есть?
И даже руку протянул, в которой оказалась сигарета. Артист, да и только.
— Нету, — бросил левый бугай, не оборачиваясь.
— Вот досада-то, — забормотал Гаврилов, идя следом. — У кого ни попросишь, всё нету.
У него, у артиста, и голос изменился, стал мягче, просительнее.
— Отвали, слышишь? — сказал левый бугай, останавливаясь.
Другие двое тоже остановились, но он им махнул рукой — идите, мол, сам разберусь, это недолго, — и они потопали прямо к лобному месту.