Елдынбаев пожал плечами и спросил:
— Чем тебе плох твой ДК?
— А что козла-то терпеть? — сказал старший Рапохин. — Вон Венька взял да ушел. Теперь живет, как король.
— Смотря куда уйдешь, — заметил Елдынбаев. — Вася Лаптев ушел, так теперь разгружает ящики с куриными ногами. Между прочим, профессор.
— Действительно, — сказал Олег Васильевич. — Нам, старым пням, и податься-то некуда. Эх, жизнь поломатая.
— Податься-то можно, — возразил Елдынбаев. — Только непременно на нового козла напорешься. Если что в этой жизни предписано, от этого не отвертишься. Предписано стать богатым — станешь, не предписано — хоть тресни, не станешь. Тебе, Олег, предписан козел.
— Не, ну ты заклеймил, — возмутился Рапохин-старший. — Ну ты ярлык навесил.
— Ой, да ну вас с этими ярлыками, — легкомысленно бросила Людмила Ильинична, которой было хорошо и приятно за обильным столом. — Ты, Самат, расскажи-ка лучше, что с тобой сегодня приключилось. Грозился ведь.
Самат пожал плечами и рассказал.
А приключилось с ним вот что.
Едва Елдынбаев, не выпивший даже, лишь небритый с дороги, сошел с поезда, к нему прицепился мент. Ни к кому не прицепился, а к нему прицепился.
— Ну-ка, папаша, — говорит, — что у тебя в твоем мешке?
В мешке был бюст Ленина, который Самат вез в местную пионерскую организацию. Прослышал где-то, что в Москве есть пионерская организация, вот и вез. Как же им, пионерам, без Ленина-то? Бюст был легкий, из алюминия, и Самат ради экономии места напихал в него вяленой воблы. Вобла предназначалась Рапохиным.
— Так, динамита нету, — говорит мент, а сам пару самых больших рыбин себе в карман суёт. — А что у тебя, папаша, в другом мешке?
Во втором мешке были пять камышинских арбузов, один арбуз пионерам, четыре Рапохиным.
— Это на проверку, — говорит мент и берет самый большой арбуз под мышку. — Ну-ка, а что в третьем мешке?
В третьем мешке было барахло Самата и свежий чеснок с огорода.
— Закрой-закрой, — говорит мент, а сам нос воротит. — Иди, папаша, у тебя всё в порядке.
Едва Елдынбаев вошел в здание вокзала, к нему подлетел другой мент. И тоже туда же: открой, покажи, проверка на динамит. Короче, еще двух рыбин и арбуза как не бывало.
А народ-то, между прочим, по вокзалу ходит, и с такими сумищами ходит, что о-го-го. Ни одного не остановили.
Третий мент встал стеной у входа в метро, прямо у касс.
— Не пущу, — говорит, — хоть ты лопни. Не могу рисковать сотнями человеческих жизней. Ты, каргалык нерусский, езжай в свою Каргалыкию, там и подрывай поезда метро. У нас это не принято. Нам это не нравится.
— Может, вы меня с кем-то путаете? — говорит ему Елдынбаев. — Я не диверсант, я начальник котельной из русского города Волжский. Фамилия моя Елдынбаев. Документ показать?
— Я верю, что ты Елдынбаев, — говорит мент. — У тебя на роже написано, что ты Елдынбаев. Поклянись, что у тебя в мешках нету взрывчатки.
— Клянусь, — честно отвечает Самат.
— Не верю, — говорит мент. — Открывай.
Чувствуете, как всё труднее и труднее было Самату продвигаться по столице? Бдительная на сей раз попалась милиция, ох, бдительная.
Но с одной стороны труднее, а с другой легче — мешки-то пустели, рыбы поубавилось, и из пяти арбузов остались два. Вот ведь что интересно: хоть бы один страж польстился на бюст вождя или на носки Елдынбаева. В первом случае ржали, во втором — морды воротили. Дураки глупые. Носки-то были много ценнее арбузов и воблы. Ну и что, что они припахивали и липли к пальцам, зато в них хранилось семейное золотишко. Золотишко Самат намеревался поменять в пункте приема драгметаллов на деньги. В Волжском и Волгограде аналогичные пункты не работали, а деньги были нужны.
На четвертом менте терпеливый Елдынбаев сломался. Этот мент шлялся с дубиной по улице и от однообразия, похоже, совсем озверел. Он уже издалека заметил Самата с мешками, для ускорения пошел навстречу.
Подошел и говорит по-хамски:
— Стоп, узкоглазый. Какого черта по столице нашей Родины шаришь? Наркокурьер? Отвечай живо.
— Никак нет, — отвечает Елдынбаев, которому обидно за напраслину. — Не наркокурьер. Житель России, прописан в городе Волжском.
— Мешки, стало быть, оставляешь, и чтоб я тебя здесь больше не видел, — говорит мент. — Понял?
— Вещички-то хоть забрать можно? — спрашивает Елдынбаев, которому страсть как не хочется накалять межнациональную обстановку. — Бельишко, носочки, портяночки.