Ах, блаженная, золотая везуха. Стоило, пожалуй, пострадать, помыкаться, чтобы прочувствовать её чары. Все эти тщательно отодвигаемые на задний план, но не исчезающие от этого, наваливающиеся сплошной чередой безнадежность, беспросветность, безысходность, сузившие горизонт до простой линии прямо перед носом, казались теперь мрачными, изрытыми, затянутыми плотной паутиной стенами сокровищницы, набитой сверкающими драгоценностями. Не каждому дано взять их в руки, тем сладостнее удача.
Впрочем, у удачи этой было конкретное имя — Венька. И это было мистически непостижимо, как если бы заговорило изображение в зеркале, а первоклашка начал учить тензорному анализу профессора. Нет, Венька глупым никогда не был, но чтобы вот так запросто, не имея для этого ни наклонностей, ни талантов, взлететь высоко вверх и утянуть с собой при этом ученого брата — это было из разряда фантастики.
Однако же это произошло, и вряд ли стоило теперь ругать фортуну, что нарушено правило «по содеянному и воздастся» и что награда ошиблась с героем. Напротив, фортуну теперь нужно благодарить и лобызать, как любимую девушку.
Вечером, разумеется, были гости. Курепов, Аксельрод, Хлебников, новый директор Центробанка Блантер и, понятное дело, Венька.
Выбрав перерыв в застолье, Кирилл позвонил родителям.
Отец не нашел ничего лучше, как пробубнить: «Ну, вы, маляны, даёте», — и передать трубку матери.
Та заахала, заохала, принялась поздравлять, сообщила, что новости они с папой уже смотрели. Тут Самат, Женечка. Женечка так рада. А что, сынок, может, их переженить? Самат хоть и казах, но давно уже русский. И еще, сынок. Почему у тебя такая чудная фамилия: Миллионщиков? Мы же испокон веку Рапохины.
— Конспирация, мама, — ответил Кирилл. — Чтобы в одном правительстве не было двух Рапохиных. Так что ты предупреди Женечку, чтобы не особенно язычком-то молотила. А то знаем мы эту Женечку.
— Ой, сынок, — сказала мама. — Ты так изменился. Ты же всегда Женю любил, она же тебя, маленького, в зубах таскала. Хорошо, я с ней поговорю.
— Что, дядя Самат нашел пионеров? — спросил Кирилл. — Передал бюст?
— Представь себе, нашел и передал, — ответила мама. — Теперь он почетный пионер.
— Самое время за тетей Женей приударить, — пошутил Кирилл и добавил: — У меня теперь своя квартира. Ночую, естественно, здесь. Ну, пока, мамуля, а то гости ждут — неудобно…
В высочайших сияющих сферах, где вершится будущность мира, в том числе участь существ, населяющих маленькую планетку Земля, ангел Тумик предстал перед Господом. Поначалу он предстал перед серафимом Дионием, но тот, выслушав его и посчитав, что вопрос серьезен, не стал брать на себя ответственность, а направил Тумика к Господу.
Тумик слово в слово повторил то, что говорил Дионию. Что все, кого умыкнул из Подвала анкл Лю, а именно десять падших душ и эманации десяти животных (далее следовало перечисление земных ФИО) оказались в руководстве Российского государства.
Господь поморщился. Мало того, что Россия на Земле и без того была чистилищем, где год шел за три и жить было неимоверно трудно во всякие времена, так люди еще сами усугубляли своё положение. Выбрать сатанинских выкормышей в свои господа — это только русские умеют.
— Надо было подсказать, направить, — изрек Господь, который любил Россию за то, что не цеплялось тамошнее население за быт, за благоустроенность, давая простор душе, и она, благодарная, пела в измученном теле.
— До всего руки не доходят, о, Создатель, — ответил Тумик. — Вроде бы миг прошел, а у них, на Земле, уже четверть века просвистели. Работа у меня тяжелая.
— Зато благостная, — произнес Господь. — Только вот что я тебе скажу, любезный. У окаянных работы не меньше, но они всюду успевают.
— Окаянным легче, — потупившись, сказал Тумик. — Они рядом с людьми, а мы в небесных сферах. Они плотью владеют через похоть и чревоугодие, мы же только душой попечительствуем, коя плотью как в панцирь закована.
— Что ж, — Господь вздохнул. — У Будущего много вариантов, землянами выбран этот.
— Свобода выбора, — заметил Тумик.
— Именно, — сказал Господь. — Адам и Ева совершили непотребное, скушали злодейское яблоко, тем самым выбрали свой путь. Куда как легко было бы их остановить, но я этого не сделал, потому что каждый волен делать то, что захочет. Так и с Россией. Не куклы там живут, а я не кукловод… Дионию передай, что с сим вопросом мог бы разобраться сам. Впрочем, нет, не передавай. Подумает еще, что я давлю, обидится. Видишь, Тумик, как трудно быть абсолютно справедливым? Кому-то правда — целебный бальзам, а кому-то — нож острый. Со злом бороться легко, тут всяк справедлив, но что делать с тем, кто, посланный на Землю приобрести ремесло и работать, уходит в пустыню спасать душу? И всё земное отвергает, как принадлежащее окаянному. Не ест, не спит, и молится, молится. Он кто — лодырь несусветный или великий праведник?