Другой противник давно бы уже был повержен, этому было хоть бы хны. Понятное дело — он спасал свою шкуру, что придавало дополнительные силы, однако всему есть предел. Уж каких мастеров Венька заваливал, неужели же собственное мастерство против этого каучукового колобка ни гроша не стоило? Вон и кровища из носа хлещет, и глаз заплыл, и верхняя губа что пельмень оттопырилась, и синяки по торсу щедро раскиданы, а всё прет и прет. А Венька, как ни мудри, всё отступает и отступает.
Венька закрутил стремительную карусель, свою неотразимую карусель, неизменно приносящую победу, и… впервые не попал по противнику. Теперь уже Боцман успел отскочить в сторону, подняв для защиты пудовые кулаки.
Венька приземлился на обе ноги, приземлился по всем правилам, лицом к противнику, готовый применить блок либо перейти в наступление, однако ничего этого он не успел сделать. Кулак Боцмана впечатался ему в челюсть.
Веньку бросило на пол. Сгоряча он хотел было вскочить, но при первом же движении кровь так ударила в голову, что он вновь вынужден был лечь.
— Я же говорил — подавитесь, — сказал Боцман и саданул его ботинком по ребрам.
Что-то там хрустнуло, вонзилось острым колом. Боль была такая, что Венька задохнулся, начал хватать губами воздух.
Тем не менее, надо было вставать. Лежачего этот кабан мог запинать, затоптать насмерть.
Кто-то, натужно выдохнув, сказал «Хэ-эх». Это было сопровождено тупым ударом, треском, вслед за чем на лежащего Веньку посыпались деревянные обломки. Боцман пал на колени, замотал ушибленной головой, избитое его лицо оказалось совсем рядом.
«Сволочь такая», — подумал Венька и с натугой поднялся. В черепе плеснулась тяжелая кровь, но терпеть уже было можно. Бок ныл — спасу нет.
Над Боцманом с жалкими остатками стула стоял Кирилл. Рисковал парень, ох рисковал. Такого кабана не всяким стулом свалишь, мог бы и устоять.
«Спасибо, братишка», — подумал Венька и врезал начавшему подниматься Боцману ногой в горло, в яблочко.
Другому бы этого хватило, чтобы отправиться к праотцам, Боцман же, мучительно глотая, встал и прыгнул на Веньку. Он был слишком близко, Венька не успел посторониться.
Оба с грохотом рухнули на пол.
Министры всё жались по стенам. Где так храбры неимоверно, за столом, например, после пузыря водки, а когда нужна помощь — их не видать. Навалились бы кучей, из Боцмана кишки бы повылазили.
Боцман, оказавшийся сверху, сел Веньке на живот, придавив своей тяжестью, замахнулся. И вновь на помощь пришел Кирилл. Вцепился в круглый, как арбуз, кулак, начал тянуть на себя. Силенок у него против такого бугая было маловато. К счастью, вмешался Курепов, который очнулся после нокаута (Боцман свалил его одним из первых). Вдвоем они сместили центр тяжести Боцмана таким образом, что Веньке удалось освободиться.
Дальнейшее было делом техники и заняло пару секунд.
Со стороны казалось, что Венька не прилагает никаких усилий. Он действовал быстро и деловито, как автомат. Хлопок ладонями по ушам, заставивший силача дико взреветь, удар ребром ладони под правое ухо, затем резкий тычок кулаком в затылок.
Боцман обмяк. Кирилл с Куреповым отпустили его руку, и он безвольно повалился на бок.
— Готов, что ли? — спросил Курепов, с опаской попинав сановника, и сам же себе ответил: — Готов.
После чего посмотрел на Веньку и сказал:
— Экий ты, братец, неуклюжий. Взял да щелкнул человечка. Товарищей радости лишил.
— Товарищи обойдутся, — ответил Венька. — Пусть вон портки свои постирают, в которые наваляли. Тоже радость…
Потери в правительстве оказались достаточно серьезными: сломанные челюсти, ребра, свернутые набок носы. Из нокаутированных единственно не пострадал Курепов. У Веньки было сломано ребро, у Сергеича лопнул мочевой пузырь.
Глава 31. Дела амурные
Курепов «воскресил» Боцмана, как «воскресил» ранее Полозова, вслед за чем в глотку сановника, будто в водопроводную трубу, были опорожнены две бутылки водки — якобы он где-то кутил и упился до чертиков.
Гаврилов отвез Боцмана на Цветной бульвар, посадил на скамеечку в позе гуляки.
Всё получилось весьма правдоподобно: Боцман сидел на скамейке, закинув на спинку обе руки, и, глядя в одну точку, вяло нечленораздельно ругался. Такова была природа сущностей, которых Курепов внедрял в «оживляемые» им трупы, — только и умели что ругаться.
Далее Гаврилов позвонил в ближайшее отделение милиции, что, мол, там-то и там-то сидит на скамейке пьяный, матерится, примите меры. На вопрос, кто звонит, отвечать не стал, а отключил свой мобильник и укатил в Резиденцию.