Президент слушался его безропотно. Да и то: сколько раз незаметный Максимчик вызволял шефа из лужи, в которую тот, стойко верящий своим подчиненным, с размаху садился, не подозревая о том, что лужа сия — дело рук любимых подчиненных.
Направляемые Максимчиком, все начинали бегать, хлопотать, разъяснять, глядишь — и обошлось.
Потом уже до Президента доходило, какого ляпсуса удалось избежать. Нет, нет, кому-кому, а Максимчику он верил, как самому себе. Даже больше, чем самому себе, поскольку себе он частенько не верил.
Максимчик и работу наладит, и транш поделит так, что никому не обидно: президент есть президент, ему 50 %, прочим — в зависимости от личной преданности, но не более 5 %, — и выборы губернаторов проведет, как надо, и прочее, и прочее, вплоть до того, что проследит за сегодняшним меню шефа, за его лечебными процедурами, за служебной нагрузкой, чтобы не была во вред здоровью.
Спрашивается: как такому человеку не верить?
Но что-то было не то в государстве, как-то не так, всё валилось куда-то в тартарары, в хаос, в ропот, а вот ропота-то и не хотелось. Хотелось респекта, но не такого, какой проявил некий губернатор, лизнув на церемонии награждения сиденье шефа до самой печенки, а настоящего, искреннего, хотелось добрых анекдотов о себе, песен, чтобы не было вокруг этого угрюмого, наполненного затаенным бормотанием молчания. Ей-богу, просто какое-то болото окружало. Застойное.
И Президент призвал к себе в Барвиху Максимчика и имел с ним беседу.
Была, кстати, глухая ночь, над тихой Барвихой, сгибая деревья и шумя листвой, гуляли вихри, сверкали молнии, и вот-вот на иссушенную землю должен был хлынуть освежающий ливень.
— Я вот что скажу, дорогой Петр Аркадьевич, — говорил Президент, одетый по-домашнему, то есть черт те как. — В неспокойное время мы живем. Коммунисты, понимаешь, настраивают массы, крутят мозги. Голубь в своем Красноярске что-то затевает, того и гляди Сибирь поднимет на дыбы. Губернаторы какие-то не те стали, якают больно, депутаты вконец озверели, особенно этот, Абрамов. Чую, рвутся к власти, ох рвутся. Ох, чую. Нам это надо? Что же мы, Петр Аркадьевич, в своём государстве порядок-то не можем наладить? Может, правительство никудышнее? Так давайте заменим правительство. Не впервой.
— Тем более, что реформы не идут, — осторожно намекнул Максимчик, боясь спугнуть удачу.
В отличие от Президента, он был одет по-деловому, то есть был в черном костюме при галстуке. Всему своё время. Вот придет срок стать президентом, можно будет в неофициальной обстановке поносить и удобное, нигде не трущее тряпьё.
— Во-во, реформы, — подхватил Президент. — А почему не идут? А потому что коммуняги вставляют палки в колеса. Нельзя, мол, народ забижать. Да кто ж его, народ-то, забижает? Мы, что ли, которые о нём ежечасно? И еженощно. Печемся, понимаешь. Надо решительно, твердо и невзирая проводить реформы. А стало быть, нужно что? Крепкое, дружное, молодое правительство. Правительство единомышленников. Но чтоб все новые, еще не осрамившиеся. Как думаешь, Петр Аркадьевич?
— Думаю, хуже не будет, — ответил Максимчик, ликуя в душе.
Вот он, долгожданный момент. Вот та возможность, может быть единственная возможность, о которой предупреждал Покровитель (читай — Гыга). Упускать её никак нельзя, ведь таковое правительство, также опекаемое Покровителем, уже существует.
— Дозволите лично сформировать, государь? — спросил Максимчик елейно.
— Дозволяю, — изрек Президент величественно, потом, вспомнив о демократии, добавил: — Только ты это, про государя-то, на людях не ляпни. А то ведь у нас сразу как? Культ. Узурпация власти.
— Слушаюсь, — сказал Максимчик.
Глава 4. Гыга
Кирилл промыл Веньке рану, залепил пластырем. По-хорошему-то лучше было бы зашить, но Венька не захотел высвечиваться. В травмопункте обязательно будут выспрашивать, что да как, не хотелось врать. Поберечься денька два-три, не работать в спарринге в полную силу — оно само и затянется.
Родителям он ничего не сказал, да и не до Веньки им было — днем из Пензы приехали старинные друзья, привезли пару бутылок «Золотого петушка», и теперь все сидели за столом, пили этот «Петушок». Пензенских друзей было двое — Диана и Коля, плюс к этому прибыли еще общие друзья, ранее пензенцы, теперь москвичи Лена и Юра, плюс к этому приволокся чуткий на застолья Гендос, плюс к этому прикатила из своего Бибирево мамина подруга Женя, плюс к этому заглянул на огонек друг семьи Александр Прокопьевич — здоровенный полковник ВДВ в отставке. Не надо забывать и о родных детках, Кириллу с Венькой также был поставлен набор тарелок и орудий труда в виде вилок и ножей.