— Вот оно что, — приглядевшись к нему, произнес Гыга. — Вот кто подзуживает. Сам-то ты, пенек ушастый, вряд ли скумекал бы.
В Венькиной голове взорвалась петарда. Венька почувствовал, как его начинает выворачивать наизнанку, вытряхивать из собственного тела. Было больно и страшно до жути, он закричал.
В ту же секунду тысячью солнц под потолком вспыхнул ослепительный свет, не оставив в кабинете ни единой тени. Венька зажмурился, однако свет проникал сквозь веки.
— Мгуам, — сказал Гыга невероятно низким голосом.
Веньку отпустило.
Свет погас, но глаза какое-то время ничего не видели.
«Типа того, что он хотел изъять ментоядро?» — подумал Венька, часто моргая.
«Хотел, но Тумик помешал, — сказало ядро. — Да и я сопротивлялось».
«Ты у нас гигант известный, — заметил Венька, радуясь, что ментоядро на месте. — Привык к нему как-то, прикипел. — Кто есть Тумик?»
«Тумик — это ангел», — ответило ментоядро.
«Всё правильно: добро и зло, — подумал Венька. — Борьба за душу. Что же, однако, я сам-то в стороне?»
Он встал, вышел из-за стола. Огромный, хорошо освещенный кабинет был для него как бы погружен в тень, но тень эта быстро таяла, уступая место электрическому свету. Окна по введенному кем-то обычаю были наглухо зашторены, пара мощных бесшумных кондиционеров обеспечивала нужный микроклимат. Роскошный, сияющий чистотой, сверкающий огнями, изолированный от повсеместной нищеты и неухоженности, плывущий в никуда корабль.
Поднять бы шторы, распахнуть окна, впустить в эту теплицу настоящее солнце, настоящий воздух, пусть с какими-то примесями, заставляющими чихать и кашлять, но настоящий, а не музейный.
Однако, это уже не его, Венькино, дело.
Он вышел из кабинета, подмигнул напрягшейся было блондиночке и, проигнорировав лифт, сбежал вниз по лестнице. Свобода окрылила, заставляя перегореть всю эту похмельную муть.
Охрана на выходе вытянулась перед ним. Он махнул рукой: попроще, мол, ребята, попроще.
Глава 38. Прижали вы нас
«Ауди» быстро домчал его до Литинститута.
Профессор Загогуйло пребывал в своем кабинете. С момента первой (и последней) встречи он сильно сдал. Еще более ссутулился, обрюзг, потерял свой звучный баритон, перейдя на сиплое невнятное бормотание. Точно вынули из него жизненный стержень.
Веньку, как ни странно, он узнал, вежливо предложил сесть, спросил, чем обязан такому высокому посещению.
— Вы, Марат Виленович, заходили по поводу культурного обмена, — сказал Венька. — Сколько там у вас — десять литераторов? Включите двадцать, я подпишу.
— Э-э, милейший Вениамин Олегович, — промямлил Загогуйло. — Уже и группа-то распалась. Когда получаешь, эта, как бы поточнее выразиться, хорошего пинка — желание напрочь пропадает. По крыльям-то оно легко, знаете ли, дубиной, только вот крылья после этого почему-то отказывают.
— Что, нет никакой бумаги? — спросил Венька.
— Нету-с.
— Кто же так приходит-то? Наобум.
— Так ведь сами же воспитали, — произнес Загогуйло. — Сами же установили порядок. Поначалу, значит, пообивай пороги, покланяйся, заручись моральной поддержкой, а потом уж тащи документ на подпись. У нас сразу никак не получается.
— Ладно, сказал Венька. — На нет и суда нет. Но за мной должок. Только не думайте, что я рехнулся.
Он встал, подошел сбоку к Загогуйло, который вяло наблюдал за ним, приложился лбом к его голове.
— Вы что, не надо, — отпрянув, забормотал Загогуйло.
— Не дергайся, сказал Венька. — Расслабься. Твоё же хочу вернуть.
Он взял загогуйлову голову обеими руками, вновь приложился лбом.
«Давай, — приказал он ментоядру. — Перелезай».
«Берегись человека с пистолетом», — отозвалось ядро.
«Давай-давай, — сказал Венька. — Сейчас каждый второй с пистолетом».
«Всё же поберегись. Прощай».
В недрах Венькиного черепа возникла вдруг воронка, в которую втянулось и навсегда пропало нечто, оставившее после себя пустынную, покрытую девственным снегом равнину. Голова была абсолютно пустая, этакая похожая на голову болванка, потом воронка захлопнулась и на снегу начали появляться какие-то следы, узоры, проталины. Миг — и восстановилось прежнее мироощущение. То, что было с ментоядром. Оставило свою копию?
Нет, копия не отзывалась, значит не было никакой копии, значит Венькина сущность, не будь дурой, времени даром не теряла, сама набралась уму-разуму у загогуйловского ментоядра.
Между тем в глазах Загогуйло появился блеск, он развернул плечи, приосанился.