— Всё-всё, мам, закончили, — торопливо заговорил Венька, пытаясь заболтать, забалаболить её горе. — Я извинюсь, ты не думай. Всё в порядке. Вот смотри, — повернувшись, он показал ей шрам на пояснице. — Это меня вчера. Уже заросло. Здорово, да? А вот, погоди-ка.
Не теряя темпа, он сбегал в Кириллову комнату, принес 200 долларов, положил на стол перед матерью.
— Живём, да? — радостно сказал он. Его просто распирало от радости. — Ты не думай — это честно заработано.
— Молодец, — сказала мать, ошеломленная его напором. — Это сколько же в переводе-то будет?
Она уже и забыла плакать.
Венька быстренько посчитал. Оказалось, что много.
— Шрам не из-за этого? — спросила мать.
— В какой-то мере.
— Ой, смотри, Венька, — сказала мать. — Не лез бы на рожон-то.
— Был бы рожон, — ответил Венька. — А-то так — шваль подколодная.
— Ладно, — мать вздохнула. — Денежки весьма кстати. Они всегда кстати. Иди отца-то порадуй. Но сперва прощения попроси.
Венька так и сделал. И какое-то время был доволен собой. До тех пор, пока невидимый Гыга, въедливый и зажимистый, как всякий бухгалтер, скупердяйским голосом не сообщил ему, что на жалости он, Венька, потерял 78 % набранных очков. Жалость-то — она штука расточительная, влетает в копеечку, в том смысле, что думать надо, прежде чем жалеть.
Это было как снег на голову, как гром среди ясного неба, как серпом по пальцам.
Короче, Венька быстренько отрезвел, стал холоден и расчетлив.
Оставшуюся часть субботы и всё воскресенье он провел на пляже в Серебряном Бору, где нашел глупую фигуристую «телку», которая кормила его мороженым и разными печеньями. В понедельник после работы он допоздна шлялся по улицам, домой вернулся лишь ночевать.
Пензяки, видя такое дело, сочли, что всему виной они, и быстренько укатили в Пензу, но это ничего не изменило.
Во вторник, отработав свои часы, Венька вновь пошел шляться по городу. Купил два пирожка, сжевал их. Совесть не мучила ни капельки, он как бы откупился, отдав матери 200 долларов. Опять, как вчера, он выбирал сомнительные, глухие, не внушающие доверия места, равнодушно проходя мимо нищих, мимо валяющихся под забором пьяных, которых деловито обчищали такие же алкаши, мимо насилуемых женщин, мимо избиваемых в кровь интеллигентов и порой с удовольствием давая в морду тем, кто задирался к нему. Таких, правда, было мало, смущало каменное Венькино лицо и безжалостные глаза.
Гыга деловито приплюсовывал очки. Наконец, он, по-прежнему невидимый, сказал:
— Ну, что ж. Пожалуй, ты набрал достаточно.
Голос могущественного Покровителя прозвучал в Венькином мозгу в тот момент, когда он подходил к собственному дому. У него будто крылья за спиной выросли. Мигом, не дожидаясь лифта, который где-то застрял, он взлетел на шестой этаж, открыл дверь.
Было около двенадцати ночи. Что-то назревало, он это чувствовал. После таких слов непременно должно было что-то произойти. Немедленно, сейчас же.
И это что-то произошло.
Навстречу из кухни вышла мать, посмотрела в горящие Венькины глаза, в которых прыгали чертики, вздохнула и, протянув Веньке бумажку, сказала:
— Вот, сынок. Просили позвонить.
И ушла в спальню, не стала себя навязывать.
На бумажке было написано:
— Курепов Леонид Петрович.
Далее следовал номер телефона.
Телефонных аппаратов в доме было три: в коридоре, на кухне и в родительской спальне.
Венька прошел на кухню, набрал номер. После трех гудков кто-то снял трубку и сказал: «Слушаю вас». Это был голос спасенного Венькой депутата.
— Леонид Петрович? — сказал Венька, слыша, как колотится сердце. — Это Рапохин.
— Привет, старик, — отозвался Курепов. — Хорошо, что позвонил. Есть работа, старик, на постоянной основе. Я думаю, тебе понравится.
— Какая? — спросил Венька.
— Ну, ты даешь, старичок, я думал, ты уже понял, — сказал Курепов. — Хочу, чтобы ты всегда был рядом. Доверяю тебе свои дряхлые мощи. Лучше тебя нету.
— Сколько? — деловито осведомился Венька.
— Вот это разговор, — похвалил Курепов. — Для начала тысяча баксов в месяц. Как стажеру. Потом будет больше.
— Согласен, — сказал Венька.
— Еще бы не согласен, — Курепов хохотнул. — Завтра в девять за тобой заедут. Черный «Шевроле». Будет стоять против твоего подъезда.
— А как он узнает…, — начал было Венька, но осекся. — Хотя, у тебя же есть мой адрес. Вернее, у вас, Леонид Петрович.
Венька уже начал подбирать к Курепову ключики. Нужно было сразу определиться, как к тому обращаться: на «ты» или на «вы». Курепов не ответил, значит на «вы».