Но это… в половину моего роста… а если вдруг вскинется на дыбки, то и повыше будет… живого весу добрый центнер… не то, что в пищу… даже созерцать не стоило бы.
Плоская сомовья башка — не меньше метра от глаза до глаза — чутко развернулась ко мне. Видно, унюхала свежую кровь. Уж не для того ли меня шпыняли гвоздями, чтобы её подманить?.. На жвалах болтались не то слюни, не то сопли. «Ядовитая слизь, — отозвался мой незнаемый гид по этому фантастическому миру. — Клешнёй тоже следует остерегаться — трупная отрава». Спасибо, блин, за предупреждение. А то я уж совсем было собрался ему задницу подставить!
Напрочь теряя голову, я метнул кусок горбыля в гадину. Клешни вскинулись и хрустко клацнули. Горбыль распался на две неравные половинки. Я попятился. Тварь, цокая кривыми, как турецкие ятаганчики, коготками на лапах, прытко засеменила следом.
Нагнувшись, я сгрёб пригоршню щебня и швырнул ей в харю. Дробно застучало, как по жестяному листу. «Топчусь, топчусь по гаревой дорожке…»[32] — в беспамятстве бормотал я, рыская взглядом в поисках чего-либо подходящего для обороны и ничего, ну ничегошеньки не находя. Мы обогнули руины алтаря, двинули на второй круг. «А гвинеец Сэм Брук…» Я споткнулся. Не хватало ещё полететь кубарем, трахнуться башкой и отключиться. А может быть, это — избавление? Обеспамятеть и не чувствовать, как эта сволочь нежно куснёт за мягкое… ничем не защищённое… впрыснет сколько нужно яду и начнёт, смакуя, отщипывать по кусочку…
Что-то звякнуло о камень позади меня. «Обернуться? Но как раз в этот миг сволочь может прыгнуть — если она умеет прыгать. Вроде бы не умеет, но не могу за то поручиться. Вдруг умеет? И только ждёт, чтобы я отвлёкся. Да ведь она же не видит, отвлёкся я или нет, она же слепая… вроде бы. Но надо же как-то узнать, что творится за моей спиной!» Я обернулся. Ничего там не творилось. Хотя…
В десятке шагов от меня валялся кем-то невзначай обронённый меч. Из великолепно обработанного металла, отливающего голубизной. Похожий на полутораметровую, с фигурной рукоятью под две ладони, опасную бритву. И такой же острый.
«Обронённый! Тоже придумал! Кто его тебе здесь обронит?.. Подброшенный — так будет правильно. Всё ясно, как божий день. Из меня делают гладиатора. Это — арена. Гладиаторы не всегда пластались друг с другом. Иногда на них спускали диких зверей. На меня, за неимением приличного льва или, там, крокодила, науськали гигантскую пещерную мокрицу. Да, мокрицу, и лучшего обозначения для этого, с позволения сказать, животного, не выдумать… Насытились зрелищем моего страха, а теперь из сострадания швырнули мне меч. Желают поглядеть, каков я в работе. За оружие спасибо, но зрелища обещать не могу. Артист из меня никудышный. Да и сильно жить хочется, так что не обессудьте, буду отмахиваться, как бог на душу положит…»
Я в прыжке дотянулся до меча, подхватил его — рукоять так и прильнула к ладоням, словно век того дожидалась! — упал на колено. Ползучая пакость уже набегала на меня, атакующе вскидывая головогрудь и потому делаясь похожей на разозлённую кобру. И в то же время становясь особенно удобной мишенью для удара «муадалбейм» — того самого, из саги о Кухулине[33]… Не было у меня времени поразмыслить над тем, откуда я знаю, что именно удобнее всего для поражения данной конкретной мокрицы, а что нет, как исполняется этот самый «муадалбейм» и почему с мечом я ощущаю себя гораздо увереннее, нежели без меча. Хотя ни разу в жизни — насколько мне известно — не имел дела ни с каким видом оружия… И в морду не бил… И сыромятные верёвки не рвал, как гнилую пряжу… Тело уже раскручивалось, как высвободившаяся часовая пружина, лезвие меча-бритвы со змеиным шипом резало воздух, не встречая преграды входило в самую серёдку головогруди с правой стороны и так же без задержки выходило с левой, а ядовитые клешни бестолково стригли пустоту и вместе с отмахнутой напрочь башкой рушились наземь…
33
Кухулин — герой ирландского мифологического эпоса XII в. н. э., лицо без определённого рода деятельности, если не считать разнообразных кровавых подвигов.