— Ну, я же не идиот, — принимаю самую непринуждённую из доступных мне поз. Закидываю ногу на ногу — так, что из-за собственного колена не вижу лица собеседника. — Во всяком случае, не полный. Это какой-то нелепый розыгрыш. Очевидно, вы из неких тёмных соображений оглушили меня, затащили в эту дурацкую клинику с дурацкими прожекторами, от которых я почти ослеп, и проводите на мне соразмерно дурацкий эксперимент. Так вот, чтобы вы знали. Я верю в пришельцев из будущего в той же мере, что и в пришельцев из космоса. То есть ни на грош. Все без исключений мои знакомые уфологи на поверку были шизофрениками. Следовательно, остаётся два предположения. Первое: вы из компетентных-таки органов и этим экзотическим способом пытаетесь раскрутить меня на чистосердечное покаяние. Знать бы только, что вы мне шьёте, гражданин начальник… Второе: в архиве меня примяло стеллажом, или крысы заели до полусмерти, или потолок обрушился… или ещё хрен знает что… и теперь я со съехавшей набок крышей угодил в дурдом, где вы на первом сеансе вправления мозгов изо всех сил пытаетесь не травмировать жалкие остатки моей психики, а всё, что я вижу и чувствую, в реальности есть лишь плод моего воображения и параноидальные галлюцинации.
— Ну-ну, — бормочет он. — Третье и четвёртое не упустили?
— Это как же?
— Есть ещё вариант по Амброзу Бирсу… помните «Совиный ручей»?.. и вариант по Данте Алигьери[7]. Или они чересчур невыносимы для вашей тонкой натуры?
— То есть, вы хотите сказать, что я откинул коньки… нет, на апостола Петра вы не похожи!
— Ничто меня так не умиляет, как варварский жаргон, на котором вы изъясняетесь. Жуткая смесь блатной музыки и тусовочного арго. Поддерживать контакт подобными языковыми средствами способен лишь высококлассный специалист по вашей эпохе — вроде меня.
— По эпохе, разумеется, перестройки и гласности?[8]
— Да нет… Мы называем её иначе. Для большинства ваших современников этот термин показался бы обидным…
Несмотря на сатанинское палево, в помещении отнюдь не жарко, даже наоборот. Я не испытываю ни малейшего дискомфорта в своей курточке, попиленных джинсах и кроссовках поверх шерстяных носков. Любопытно, это как раз ему должно быть зябко в его прикиде. Но он сидит развалясь, даже блаженствуя, будто кот на солнцепёке. Может быть, у него кресло с подогревом под задницей?
— Не морочьте мне голову, — говорю я нагловато. — Если уж вас интересует моё мнение… У нашего общества нет будущего. Общество, сжигающее свои архивы и библиотеки, обречено. Для смягчения интонации скажу также, что и у остального человечества, которое не мы, будущего тоже нет. СПИД, экология, то-сё… Всё закончится гораздо раньше и противнее. Какое уж там будущее, когда жрать нечего? Когда спички по талонам, а в очередях за бухлом людей убивают?! Хотя… вашу байку о крысином вирусе я оценил по достоинству.
— Есть будущее, Вячеслав Иванович, — говорит он с лёгкой тенью раздражения. — И у вашего общества, и всех остальных. Вы меня поражаете: какое-то мелкое мещанское брюзжание, недостойное русского интеллигента… талоны… бухло… В один прекрасный день вы вдруг выйдете на улицу и свободно купите бутылку неплохого, следует заметить, вина в магазинчике напротив, и даже тому не удивитесь, и не вспомните про талоны, из-за которых сейчас готовы поставить под вопрос исторические перспективы собственного социума. Впрочем, брюзжать вы не перестанете, хотя и по другому поводу. Уж, наверное, найдёте, по какому… Будущее ваше состоялось, и вы прямо сейчас имеете редкую возможность в нём находиться. Да, друг мой, я из этого самого будущего, только не я к вам прибыл, а вас забрал к себе. Не скрою, будущее сильно отличается от того, что постулировалось вашими догматами. До справедливости и гармонии ещё далеконько. Но всё-таки гораздо ближе, нежели в вашу эпоху.
— Какие ещё, в жопе, догматы?! — я отваживаюсь повысить голос. — Никаких догматов у меня нет! И, если на то пошло, я не во всём разделяю политику партии и правительства. Даже сейчас.
— Ну, допустим, в ваше время не разделять официальную точку зрения почитается за хороший тон. Как это можно: демократия, плюрализм, гласность — и поддерживать правящий режим?! Так недемократично… А вот когда это было чревато последствиями, вы сидели смирно и не высовывались. Как та крыса. И в архивы закопались, чтобы сбежать от окружающей и раздражающей ваши нежные рецепторы грубой реальности, с её талонами на спички, с отсутствием горячей воды и взрывающимися, как надутые презервативы, инвестиционными фондами и банками. Будто одеяло на голову набросили.
7
Амброз Бирс (1842 — ок. 1914) — американский писатель, сатирик и фантаст, создатель знаменитого «Словаря Сатаны»; пропал в Мексике в годы гражданской войны. Развёрнутое действие рассказа «Случай на мосту через Совиный ручей» (1891) происходит в сознании казнённого в краткий предсмертный миг. Данте Алигьери (1265–1321) — великий итальянский поэт, автор поэмы «Божественная комедия». Как известно, одна из частей поэмы носит название «Чистилище».
8
«Перестройка и гласность» — лозунг периода косметических реформ в Коммунистической партии СССР в 1985–1991 гг. Результатом явились распад Советского Союза, установление в России хаотических рыночных отношений, криминальная приватизация экономики и плутократия.