Всё шло своим чередом. Кодла вязалась к даме. Дама стояла с мученически вскинутой головой и пялилась в замызганное стекло. Видно, ей тоже хотелось поскорее добраться до дому. Кастрата сменил гундосый по фамилии, кажется, Муромов[17] и загундел про яблоки на снегу. Ондатра, по всей видимости, спала. Я прятался в своём журналишке. Было противно.
Дьявольщина, было очень противно.
Было невыносимо противно.
— Выключи, — сказал я Кодле.
Это был не мой голос.
У меня не могло быть такого голоса. Это вообще был не я. Не я приказал Кодле числом в пять пьяных засранцев выключить кассетную гнусь, собственную матерщину, пошлятину и всё на свете. Я никогда не страдал суицидальными психозами. И приключений давно уже избегал. Значит, я не мог такого сказать.
— Ты, долбаный козёл, — ответила мне Кодла. — Заглохни.
В этот момент дверь откатилась, и дама вырвалась на волю. За ней, внезапно воспрянув ото сна, сошла и пьяная ондатра. Что там делала бабка, я не знал. Мне нельзя было оборачиваться. Потому что я остался в трамвае один против Кодлы.
Я медленно, старательно упрятал свой журнал в сумку.
— Кто это сказал? — спросил я, поднимаясь.
Трамвай ходил ходуном, но я стоял твёрдо. Кодла в десять бельм пялилась на меня. Она алкала втоптать меня в грязь. Примеривалась, как бы половчее это проделать. И ждала, что я лично подам сигнал к началу казни.
— Это я сказал, бля, — известил меня молодой человек в смахивающей на желудёвую плюску вязаной шапочке, какие носят только нищие американские негры да наша подрастающая смена, в телогрейке, из-под которой выбивался волосатый мохеровый шарф, и широченных клетчатых брюках. — Что с того, бля?
— Утри сопли, — произнёс я, обидно налегая на последнее слово. — И выключи шарманку.
Кодла умела драться. Её учили тому в школах ДОСААФ[18], в кружках военно-патриотического воспитания, она не единожды применяла своё знание на практике. Кажется, один из воспитателей и сейчас был здесь. Коротко стриженый парень в пятнистом бушлате нараспашку и защитного цвета штанах, заправленных в высокие шнурованные ботинки, он находился позади всех и свинцово молчал, пытаясь разгадать мою загадку. Я не походил на серьёзного противника. Сутулый, невзрачный, бледный, не так чтобы уж и молодой, по всему видать — никогда и никому не плативший интернациональных долгов[19]. Но я только что оскорбил Кодлу, значит — за мной что-то было. Тайная сила, одно упоминание которой может привести этих ублюдков к повиновению — если только существуют в природе такие силы? Чёрный пояс кун-фу? Или пистолет в кобуре подмышкой?
Только я один знал: ничего такого за мной нет.
Но это был не весь я, и едва только Кодла перегруппировалась, выходя на ударные позиции, я отчётливо увидел, кого и как именно сейчас прикончу.
При этом я продолжал сознавать, что мои руки и ноги, равно как и голова, в качестве оружия никуда не годятся. И что выстроенный холодным, расчётливым моим альтер-эго сценарий схватки ни при каких обстоятельствах я существующий, мне известный и понятный, не смогу воплотить в реальность.
— Мочи его, — приказал стриженый и уселся возле двери, прибавив звука у принятого на сохранение магнитофона.
Трамвай волокся сквозь темноту, свет в вагоне мигал. «Я сэ-э-эт, сэ-э-т по горло!..»[20] — орал кассетный менестрель… чтоб он задавился.
— Ба-л-л-лядь! — заорал для острастки нищий негр и качнулся на меня, отводя ногу для удара.
И я срубил его, как чурку, даже не задумавшись чем конкретно, каким своим двигательным органом.
Поскольку трое остальных кинулись на меня все сразу, теснясь в проходе между пустых сидений, их я срубил одним общим движением.
Стриженый отложил кассетник. Перешагнул через Кодлу, невнятно сквернословившую сквозь кровавые сопли. Не отрывая от меня пустого прозрачного взгляда, принял кошачью позу.
— Кандагар, — не то спросил, не то уточнил он, трудно размыкая челюсти.
Я мог только гадать, что он имел в виду и зачем произнёс это слово… будто какой-то экзотический пароль. Я мог только строить домыслы, какое отношение к ночному трамваю могла иметь занюханная провинция где-то на юге Афганистана, где тысячами, непонятно за чей интерес, прямо сейчас гибли абсолютно чужие друг другу, никогда прежде не встречавшиеся и не питавшие никакой личной вражды люди.
«При чём тут Кандагар?» — хотел я спросить, и даже открыл для этого рот.
— Змиулан, — сорвалось с моих губ другое непонятное слово.
Пароль — отзыв.
17
Михаил Владимирович Муромов (род. 1950) — российский эстрадный певец, представитель первой волны «массовой культуры» (т. наз. «попса») СССР и России конца XX в.
18
ДОСААФ — добровольное общество содействия армии и флоту в СССР; в меру способностей ковало кадры для советской обороны.
19
«Интернациональный долг» — идеологическая концепция, оправдывавшая военное вмешательство СССР во внутренние дела иностранных государств, напр. — Чехословакии, Афганистана и проч.