Потемкин покровительствует Саше Мамонову, это его выдвиженец. И поэтому в каждом письме светлейшему Екатерина неизменно прибавляет: «Саша тебе кланяется».
Князь присвоил себе выбор нового фаворита для государыни, и Екатерина на первых порах подчинилась его желанию, ибо знала: худого не будет. А князю был надобен свой человек в алькове, тот, который не покусится на его значение, а будет предан ему по гроб жизни.
Верный человек был тщательно подготовлен светлейшим к особенностям своего служения на ниве любви. Ему строго-настрого запрещалось быть назойливым, упаси Бог подчеркивать свое значение, как можно реже общаться с придворными, ни в коем случае не отлучаться без дозволения ее величества и по большей части проводить время в отведенных ему покоях.
Порядок был строг: нечто вроде заточения, домашнего ареста. Но все это и вознаграждалось по-царски, вернее, по-императорски. Посему таковая служба не только льстила, но и возносила к знатности и богатству. Ее добивались, норовили попасть на глаза государыне, подольститься, услужить. Но для сего надобно было входить в дворянский круг, быть офицером в одном из гвардейских полков — Преображенском, Семеновском и Измайловском, — несших службу при дворце.
Да, Екатерина была Женщиной с большой буквы. Ее несколько подводил темперамент, особенно в первые годы правления, когда никто не мог стать на пути ее Желания. Годы мало-помалу умеряли его. Но оно не угасало, нет. Только процедура отбора стала еще строже.
Прежде чем попасть в спальню императрицы, кандидата тщательно испытывали на мужественность: как долго он может продержаться на любовном ложе. Первою испытательницей была графиня Прасковия Брюс. К ней он переходил от лейб-медикуса Роджерсона, свидетельствовавшего, что у него нет никаких физических изъянов, короче, что он годен к строевой службе по всем статьям.
Прасковия Александровна, урожденная графиня Румянцева, была за генерал-аншефом Яковом Александровичем Брюсом[20]. Она была женщина огненная, а супруг — напротив, холоден и желчен. Императрица сблизилась с ней, когда была великой княгиней. О том, какова была эта близость, говорит посвящение на титульной странице ее «Записок»: «Посвящается другу моему, графине Брюс, рожденной графине Румянцевой, которой могу сказать все, не опасаясь последствий».
Еще бы! В ту пору графиня была посвящена в ее альковные тайны. Обе делились впечатлениями от своих амантов, и вкусы и ощущения их были схожи. Да и были они, можно сказать, ровнею: графиня на два года моложе императрицы. Так что Параша, как кликала ее Екатерина, знала, как потрафить своей подруге, а затем и госпоже.
Три года назад, однако, меж них пробежала черная кошка. В чем было дело, никто не ведал. Графиня была отлучена от своих обязанностей. Это столь сильно потрясло ее, что год назад она померла.
Ее место заступила камер-фрейлина Анна Степановна Протасова, тож огненного темперамента, беспрестанно рожавшая детей. «Она и помрет от родов», — предрекала Екатерина. Но на верность и молчаливость ее можно было положиться.
Ну и прежде, чем допустить избранника «наверх» — туда, где находились его апартаменты, сообщавшиеся с покоями Екатерины, — последнему испытанию подвергала его вернейшая Марья Саввишна.
Так что все было непросто. Но, как правило, выбор Потемкина изначально оказывался удачен, он знал вкусы своей повелительницы и не позволял себе ошибиться.
…Монотонный скрип полозьев, мелькавшие огни, мягкое шлепанье копыт — все это действовало усыпляюще. Марья Саввишна уже давно посапывала в своем углу.
— Что ж, господа, беседа наша была, как всегда, интересна. Но пора и на покой. Мы еще с вами наговоримся вдосталь, — многозначительно произнесла Екатерина. — Да и время, надо полагать, позднее.
— Десятый час, ваше величество, — торопливо сказал Сегюр, вытащив свой брегет.
— Ну вот видите. В десять, как вы знаете, я предаюсь объятиям Морфея. Не меняю распорядка вот уже двадцать лет.
— Благодарим вас, ваше величество. Мы тотчас пересядем в нашу карету, — отвечал галантный принц де Линь.
Церемония пересадки заняла четверть часа. Екатерина разбудила Перекусихину: предстоял обряд вечернего туалета и приготовления ко сну.
Перед сном государыня читала. На столике громоздились свежие книжки журналов. Со времен издания указа о вольных типографиях прошло каких-нибудь четыре года, а уж на россиян обрушилась лавина книг и журналов. Ей хотелось быть главным цензором, дабы знать направление авторов. Она ценила благонамеренность и доброжелательность и не любила яда и желчи в писаниях.
20
Яков Александрович Брюс (1732–1791) — генерал-адъютант (1770). Отличился во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. В 1784–1791 гг. — генерал-губернатор Петербурга. С 1751 г. женат на сестре П. А. Румянцева Прасковье Александровне, подруге и статс-даме (с 1773 г.) Екатерины II (в 1779 г. удалена от двора).