Шествие в пасмурный день

Колонна вступила на мост Аоки и замерла. Отсюда уже была видна почти вся Йокохама. Но Йокохама ли это? Одни лишь дымящиеся развалины. Сэцуко с ужасом подумала о том, сколько же здесь исчезло с лица земли домов, сколько погибло людей — всего за несколько часов, — и застонала. Опираясь на руку Окамото, она стояла на мосту, не в силах сдвинуться с места, и слезы катились из ее глаз.

Милая Наоми!

То, что должно было случиться, свершилось…

По правде говоря, я однажды уже пережила воздушный налет. Это было в апреле, когда я только еще поступила в колледж Хатоно. В субботу я дежурила в колледже и позже обычного возвращалась домой с подругой, тоже дежурившей в тот день. Когда мы спускались с холма по тропинке, нас окликнул мужчина из отряда самообороны и сказал, чтобы мы немедленно шли в убежище. В ту же минуту мы услышали частые хлопки, вслед за которыми в небе появились белые облачка дыма. Мы с подругой спрятались под дерево. Помню, я еще сказала, что эта учебная тревога очень похожа на настоящую. Потом я с удивлением узнала, что тревога была не учебной: американские самолеты действительно сбросили бомбы, а наши зенитки отражали вражеский налет.

Но разве тот налет можно сравнить с тем, что постигло нас теперь! Однажды я услышала страшные слова: «Отныне вся Япония подвергнется бомбардировке, и погибнет все живое». Это сказал старший брат одного из друзей Хадзимэ. Тогда я не могла поверить, что это может случиться на самом деле. Теперь у меня такой уверенности нет. Поэтому именно сейчас я с особой силой почувствовала, как важно нам всем бороться до победного конца.

На днях пришел приказ об эвакуации всех жителей из соседних домов. И я с грустью подумала о том, что расстаюсь с девочками, с которыми дружила с самого детства. Но, видимо, все это делается в интересах родины, и, прощаясь, мы говорили друг другу: где бы мы ни были, наша жизнь принадлежит Японии.

Милая Наоми! Во время нашей последней встречи я тебе уже говорила об этом, а теперь повторю: наверно, завод, куда ты ходишь, еще не сумел как следует подготовить для вас работу. Думаю, вскоре там сделают все, чтобы вы могли работать по-настоящему. Поэтому не расстраивайся, не падай духом и работай на совесть. От души желаю тебе всего наилучшего. До встречи.

… ноября

Сэцуко Оидзуми

Наступил вечер, а отец все не возвращался. Сэцуко и мать достали зарытые в саду ящики, в которых были сложены самые необходимые вещи, и перенесли их в полуобгоревший вагон, где устроили себе временное жилье. Внешне мать не проявляла беспокойства. «Раз ты вернулась, значит, скоро появится и отец», — говорила она Сэцуко. Благодаря ее предусмотрительности вещи уцелели, хотя дом сгорел. «Когда вернется отец, мы устроим праздничный ужин», — сказала мать, имея в виду вареную скумбрию и банку овощей в соевом маринаде. Наблюдая, как мать, расстелив на вагонной скамейке широкий платок, неторопливо расставляет вытащенную из ящика посуду и раскладывает палочки для еды, Сэцуко ощутила прилив радости: какое счастье, что с матерью ничего не случилось во время бомбежки! «Твоему отцу с утра нездоровилось, и он позже обычного пошел на работу. Только он ушел, как сразу объявили воздушную тревогу. Подожди он еще минут двадцать, твоя мать не осталась бы одна и так бы не переживала. Слава богу, во время бомбежки меня даже не поцарапало. И все же отец, наверно, беспокоится за меня. Надо бы пойти ему навстречу хотя бы до моста Манри», — сказала мать. «Пожалуй», — согласилась Сэцуко и умолкла. Она представила, как выйдет наружу на пронизывающий ночной ветер, и сразу же ощутила сильный озноб. Видимо, температура у нее снизилась, и Сэцуко была рада, что из-за темноты в вагоне мать не замечает ее состояния. «Я немного устала, ты иди уж одна, а я постерегу вещи», — сказала она. «И верно, — согласилась мать, — легко ли от Кавасаки до дома пешком добираться! И все же как хорошо, что ты засветло вернулась, Сэцуко. Представляешь, каково матери было бы одной коротать ночь?» Она постелила на пол два ватных матраца, сказала: «Ложись-ка отдохни, когда отец вернется, я тебя разбужу» — и вышла из вагона наружу. Сэцуко скользнула между матрацами, подтянула верхний до плеч и закрыла глаза. От матрацев тянуло слабым запахом гари. Перед мысленным взором Сэцуко проплывали картины пережитого, их колонна, медленно движущаяся в сторону Йокохамы. Как-то теперь Хаяси? Встретила ли своих? А девочка на тележке с пунцовыми щечками — доставили ли ее в безопасное место?