На следующее утро на дороге снова появились погорельцы, которым где-то удалось скоротать ночь. Они шли мимо вагона, где Сэцуко и мать устроили свое временное жилище, к станции Йокохама. Мать отправилась на родное пепелище, вытащила спрятанные в противовоздушной щели переносную печурку и железный котел и, решив встретить мужа настоящим обедом, достала из неприкосновенного запаса рис, сварила картофель. Картофель давно уже остыл, а отец Сэцуко так и не появился. Теперь уже мать забеспокоилась по-настоящему. Она сходила на станцию, надеясь узнать что-нибудь о муже, и вернулась очень расстроенная. «Железная дорога Йокохама — Токио разрушена, кругом множество трупов, наверно, отец не успел добраться до Су гита, даже если электричка подошла сразу», — сказала она и прибавила, что пойдет искать отца. «И я с тобой», — настаивала Сэцуко. «Нет, оставайся здесь. А вдруг мы разминемся с отцом. К вечеру я вернусь». Она положила в коробочку для еды несколько холодных картофелин, прихватила фляжку с водой и ушла. Отчаяние, отражавшееся на ее лице, усилило беспокойство Сэцуко. Не далее как вчера она сама видела близ Канагавы обгорелые трупы мужчин. И кто мог поручиться, что такая же участь не постигла ее отца?
Незадолго до полудня прикатил на велосипеде Окамото. «Как самочувствие?» — спросил он. «В порядке. Спасибо, что помогли добраться до дома». — «К счастью, наш дом не сгорел. По дороге к вам я убедился, что разрушений больше, чем можно было предположить. Рад, что с вашей матушкой ничего не случилось». Сэцуко умолчала о том, что ее отец до сих пор не пришел. Она ощутила некий суеверный страх: стоит заговорить об этом, казалось ей, и отец вообще никогда не вернется. Окамото смущенно вручил Сэцуко большой сверток, сказав, что это от его матери и старшей сестры. Когда он дома спросил о содержимом свертка, ему ответили, что это такие вещи, о которых мужчинам говорить не положено. Поэтому он заранее просит у Сэцуко извинения, если там окажется что-то не то. Серьезность, с какой Окамото все это изложил, напомнила ей о Савабэ. Неожиданная теплота, проявленная матерью и сестрой Окамото, глубоко тронули Сэцуко. «А теперь мне пора на завод. Кстати, доложу Савабэ, что доставил вас до дома в целости и сохранности», — шутливо сказал Окамото, вскочил на велосипед и укатил. Сэцуко смотрела ему вслед полными слез глазами.
Тем временем люди начали разбирать развалины вокруг вагона. Неожиданно к ним подошел незнакомый мужчина и шепотом стал предлагать рисовые колобки. Их у него был целый мешок. Все мгновенно сгрудились вокруг него, но вдруг раздался пронзительный крик одной из соседок: «И откуда ты такой взялся? Да японец ли ты вообще? Как тебе не стыдно наживаться на несчастье людей! Сдираешь по десять иен за один маленький колобок. Эй, кто-нибудь, сбегайте к станции и позовите сюда полицейского! Этого типа надо отправить в полицию». Перепугавшийся мужчина подхватил свой мешок и мгновенно исчез. К вечеру такие же колобки стали раздавать погорельцам — по одному на человека. Служащий муниципалитета громко объяснял стоявшим в очереди за колобками, что их приготовили женщины из Хирацука для пострадавших от бомбежки
К ночи вернулась мать и, узнав, что отец так и не пришел, в изнеможении опустилась прямо на пол и тихо сказала: «Наверно, он попал в беду». Перед глазами Сэцуко вновь всплыли развалины Канагавы и лежавшие прямо на дороге обгорелые трупы мужчин… Она решила еще день побыть дома, а потом снова отправиться на завод.