Вошедший был молодым человеком, одетым в костюм патриота, но с чрезвычайной элегантностью. Его куртка с узкими фалдами была сшита из тонкого сукна, короткие штаны — из тонкой шерсти, ажурные чулки — из тонкого шелка. Что же касается фригийского колпака, то благодаря своей элегантной форме и чудесному яркому цвету, он выглядел просто шикарно.
На поясе у молодого человека висела пара пистолетов с бывшей королевской фабрики в Версале, а также короткая прямая сабля.
— Эй! Ты спишь, Брут, — сказал вошедший, — а отечество в опасности.
— Нет, Лорэн, — смеясь ответил Морис, — я не сплю, я мечтаю.
— Да, я понимаю, ты мечтаешь о своей Кариссе.
— Не понимаю.
— Вот как!
— О чем ты говоришь? Кто эта Карисса?
— Как кто? Женщина.
— Какая женщина?
— Женщина с улицы Сент-Оноре, женщина, задержанная патрулем, незнакомка, из-за которой мы рисковали своими головами вчера вечером.
— О, да! — ответил Морис, притворившийся непонимающим, но прекрасно знавший, что именно имел в виду его друг.
— И кто же она такая?
— Этого я не знаю.
— Она красива?
— Вот невидаль! — сказал Морис, презрительно скривив рот.
— Бедная женщина, забывшая обо всем во время какого-нибудь любовного свидания.
— Возможно, — прошептал Морис. Эта мысль, с которой он раньше смирялся, внушала ему отвращение. Сейчас он предпочел бы заговорщицу возлюбленной.
— И где же она живет?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Не может быть!
— Почему?
— Ты ведь се провожал.
— Она убежала от меня за мостом Мари.
— Убежала от тебя? — воскликнул Лорэн и разразился громким смехом. — От тебя убежала женщина, вот это да!
— Лорэн, когда ты будешь говорить наконец как все? Ты меня ужасно раздражаешь своими кошмарными стихами.
— Как все! Я говорю лучше, чем все, мне так кажется. Я говорю как гражданин Дсмустье[23], и в прозе, и в стихах. Что же до моей поэзии, дорогой друг, то я знаю одну Эмилию, которая вовсе не находит се плохой. Но вернемся, однако, к твоей.
— К моей поэзии?
— Нет, к твоей Эмилии.
— А разве у меня есть Эмилия?
— Твоя газель, наверное, превратилась в тигрицу и показала тебе зубы. И теперь ты раздосадован, но влюблен.
— Я влюблен! — воскликнул Морис, тряхнув головой.
— Да, ты влюблен.
— Лорэн, — предупредил Морис, вооружаясь ключом, лежавшим на ночном столике, — заявляю, что если ты произнесешь еще хотя бы одну строфу, я тебя ударю.
— Что ж, поговорим о политике, я, кстати, для этого и пришел. Ты знаешь новости?
— Я знаю, что вдова Капета хотела удрать.
— Да ты все уже знаешь!
— Что еще нового?
— Знаменитый шевалье де Мезон-Руж в Париже.
— Правда?! — воскликнул Морис, вскакивая.
— Собственной персоной.
— Когда он прибыл?
— Вчера вечером.
— Под видом кого?
— Переодетый стрелком национальной гвардии. Какая-то женщина, скорее всего переодетая в простолюдинку аристократка, пронесла ему одежду на ту сторону заставы. Через минуту они вернулись, держась за руки. И только, когда они миновали заставу, у часового возникли какие-то подозрения. Вначале — женщина с пакетом, потом — она же под руку с военным. Это было подозрительно. Часовой забил тревогу, за ними погнались. Они исчезли в одном из особняков на Сент-Оноре, дверь в котором открылась словно по мановению волшебной палочки. У этого особняка есть и второй выход — на Елисейские поля. Шевалье де Мезон-Руж и его спутница исчезли — ищи ветра в поле. Особняк снесут, владельца гильотинируют, но это не помешает шевалье еще раз попытаться сделать то, что ему не удалось четыре месяца назад, и вчера — во второй раз.
— И его не арестовали?
— Ха, попробуй-ка арестовать Протея[24], дорогой мой. Я думаю, что самому Аристею[25] это вряд ли удалось бы сделать.
23
24
25