Лорэн, перепрыгнув через барьер и сев рядом с Женевьевой, увидел мрачное и насмешливое лицо Диксмера.
Женевьева наклонилась к Лорэну:
— Боже мой! Вы знаете, Морис здесь.
— Где?
— Только не смотрите сразу. Ваш взгляд может погубить его.
— Будьте спокойны.
— Позади нас, недалеко от двери. Как ему будет тяжело, если нас приговорят к смерти.
Лорэн с нежным соучастием посмотрел на молодую женщину.
— Нас приговорят. В этом я даже не сомневаюсь. Если вы надеетесь на другой исход, то разочарование будет слишком жестоким.
— Боже мой! — вздохнула Женевьева. — Бедный друг, на этом свете он останется совсем один.
В этот момент Лорэн повернулся в сторону Мориса и Женевьева не удержалась, чтобы тоже не бросить быстрый взгляд на молодого человека. Морис не сводил с них глаз, прижав руку к сердцу.
— Чтобы спастись, у вас есть одно средство, — сказал Лорэн.
— Надежное? — и ее глаза засияли от радости.
— О да! Ручаюсь.
— Лорэн, если бы вы спасли меня, как бы я вас благословляла.
— Но этот способ… — продолжал молодой человек.
Женевьева заметила сомнение в его глазах.
— Вы значит тоже его видели? — спросила она.
— Да, я его видел. Вы хотите спастись? Тогда пусть он тоже сядет в это железное кресло, где сейчас сидите вы.
Диксмер по выражению лица Лорэна несомненно догадался о том, что тот говорил Женевьеве, и побледнел; но вскоре успокоился и адская улыбка вновь заиграла на его губах.
— Это невозможно, — ответила Женевьева, — я не мог ненавидеть его еще больше.
— Скажите лучше, что он знает о вашем благородстве и пользуется этим.
— Конечно, потому что он уверен в себе, во мне, во всех нас.
— Женевьева, Женевьева, я менее совершенен, чем вы. Позвольте мне убедить вас в том, что он должен быть наказан.
— Нет, Лорэн, клянусь вам, что у меня нет ничего общего с этим человеком, даже смерти. Мне кажется, что я изменю Морису, если умру вместе с этим человеком.
— Но ведь в таком случае, вы не умрете.
— Сохранить себе жизнь такой ценой, когда он будет мертв?
— Ах! — вздохнул Лорэн. — Как прав Морис, что любит вас! Вы — ангел, а родина ангелов — на небесах. Бедный милый Морис!
Симон, не слыша, о чем говорят на скамье арестованные, пожирал глазами их лица в надежде разобрать слова.
— Гражданин охранник, — сказал он, — запрети им продолжать строить заговоры против Республики прямо в революционном трибунале.
— Но, — возмутился тот, — ты же хорошо знаешь, гражданин Симон, что здесь больше не составляют заговоров. Если и попытаются что-либо предпринять, то совсем ненадолго. Эти граждане беседуют и поскольку законы не запрещают разговаривать даже в тележке смерти, почему нужно запрещать им разговаривать в трибунале?
Охранником был Жильбер, который, узнав в арестованной женщину, проникшую в камеру королевы, проявил к ней свое доброе отношение, восхищенный ее мудростью и преданностью.
Председатель проконсультировался с судьями и по знаку Фукье-Тэнвилля начал задавать подсудимым вопросы.
— Обвиняемый Лорэн, — спросил он, — какого рода отношения были у вас с гражданкой Диксмер?
— Какого рода, гражданин председатель?
— Да.
— Гражданин Лорэн, — поправил Фукье-Тэнвилль, — рифма не очень хорошая.
— Почему? — поинтересовался Лорэн.
— Одна буква лишняя.
— Так отрежь ее, гражданин обвинитель. Отрежь, ведь это — твоя работа.
От этой ужасной шутки безучастное лицо Фукье-Тэнвилля слегка побледнело.
— И как же, — поинтересовался председатель, — гражданин Диксмер смотрел на связь своей жены с человеком, считающимся республиканцем?
— Ничего не могу вам сказать по этому поводу, так как никогда не знал гражданина Диксмера и очень этим доволен.
— Но, — продолжал Фукье-Тэнвилль, — ты не сказал, что твой друг Морис Линдей был тем узлом, который связывал тебя с обвиняемой такой чистой дружбой?
— Если я не сказал об этом, — ответил Лорэн, — значит считаю, что об этом говорить нельзя, и даже думаю, что вы могли бы брать с меня пример.
— Граждане судьи, — обратился к ним Фукье-Тэнвилль, — не сочтете ли странным союз двух республиканцев с аристократкой, замешанной в самом черном заговоре против нации.