Он снова прошел по улице Сен-Виктор, старинной улочке Сен-Жак, читая при свете угасающего дня списки жильцов, написанные то более, то менее разборчивым почерком на дверях каждого дома.
Морис уже подошел к сотому дому и читал уже сотый список, не надеясь, что найдет в списках имя, о котором мечтал и которое даст ему хоть какой-то след в поисках незнакомки, как вдруг какой-то бравый сапожник, увидев нетерпение на лице человека, читающего фамилии, открыл дверь, вышел, держа в руках кожаный ремень и шило, и посмотрел на Мориса поверх очков.
— Ты хочешь узнать о жильцах этого дома? — сказал он. — Спрашивай, я готов тебе ответить.
— Спасибо, гражданин, — пробормотал Морис, — я искал фамилию одного друга.
— Назови мне эту фамилию, гражданин, я знаю всех в этом квартале. Где живет этот друг?
— Он жил, припоминаю, на старинной улочке Сен-Жак, но боюсь, не переехал ли он.
— Так как же его зовут? Мне нужно знать его фамилию.
Захваченный врасплох, Морис некоторое время колебался, потом назвал первое пришедшее на ум имя.
— Рене, — сказал он.
— А чем он занимался?
Мориса окружали кожевенные мастерские.
— Он был подмастерьем у кожевенных дел мастера.
— В таком случае, — сказал какой-то буржуа, только что остановившийся рядом и глядевший на Мориса добродушно, но с некоторым недоверием, — следует обратиться к хозяину.
— Конечно, — подтвердил сапожник, — правильно, хозяева знают фамилии своих рабочих. А вот и гражданин Диксмер, он владелец кожевенной мастерской, у него более пятидесяти рабочих, и он сможет сообщить нужные вам сведения.
Морис повернулся и увидел высокого роста буржуа, со спокойным лицом, в богатой одежде, свидетельствовавшей о процветании его дел.
— Только, как заметил гражданин сапожник, — продолжал буржуа, — нужно знать его фамилию.
— Я сказал: Рене.
— Рене — ведь это имя, которое дают при крещении, а я спрашиваю фамилию. Все рабочие записаны у меня по фамилиям.
— Честное слово, — ответил Морис, которого этот допрос уж начинал выводить из себя, — я не знаю его фамилии.
— Как, гражданин, — сказал буржуа с улыбкой, в которой Морису почудилось больше иронии, чем тому хотелось бы, — ты не знаешь фамилии своего друга?
— Нет.
— В таком случае, ты его, по всей вероятности, не найдешь.
И буржуа, грациозно поприветствовав Мориса, сделал несколько шагов и вошел в один из домов на старинной улочке Сен-Жак.
— Да, действительно, если ты не знаешь фамилии… — произнес сапожник.
— Да, не знаю, — ответил Морис, который был раздражен и недалек от того, чтобы выплеснуть свое дурное настроение в ссоре. — Ты что-нибудь имеешь против?
— Ничего, гражданин, совсем ничего. Только, если ты не знаешь фамилии своего друга, то, как заметил гражданин Диксмер, скорее всего не найдешь его.
И сапожник вернулся в свою каморку, пожав плечами.
Морису очень хотелось взгреть гражданина сапожника, но тот был стар, слабость и спасла его. Будь он лет на двадцать помоложе, Морис устроил бы ему незабываемый спектакль равенства перед законом, но неравенства перед силой.
Тем временем на город опускалась ночь, догорали последние отблески уходящего дня.
Морис решил воспользоваться остатками света уходящего дня и пошел вглубь первой улочки, затем — вглубь второй. Он осматривал каждую дверь, исследовал каждый закоулок, заглядывал в каждый палисадник, взбирался на каждую стену, смотрел сквозь каждую решетку, в каждую замочную скважину, стучал в двери пустых лавок, не получая ответа. Так он потратил около двух часов на бесполезные поиски.
Пробило девять часов вечера. Было совершенно темно. Не слышно было ни звука, не было заметно ни малейшего движения. Казалось, в этом пустынном квартале жизнь прекратилась вместе с уходом дня.
Отчаявшись, Морис собрался было возвращаться, как вдруг в узком проходе блеснул какой-то свет. Морис углубился в темный переулок, не заметив, что в тот же момент чья-то любопытная физиономия, уже с четверть часа следившая за каждым его движением, спрятавшись в деревьях, возвышающихся над стеной, поспешно исчезла.
Через несколько секунд после того, как исчезла голова наблюдавшего, через маленькую дверь, скрытую в стене, вышли трос мужчин и бросились вслед за Морисом, а четвертый в целях предосторожности перекрыл выход из переулка.
В конце переулка Морис обнаружил какой-то двор, на противоположной стороне которого виднелся свет. Он постучал в дверь бедного, одиноко стоящего дома, но при первом же ударе свет погас.