— Не важно, он попросил у меня ее руки. Я ответил, что не могу распоряжаться судьбой сестры без ее согласия. А Од, конечно, ему отказала. Но Ковен не смирился с отказом. В последующие дни он постоянно докучал ей и довел до того, что Од пригрозила мне, что уйдет в монастырь, если я не заставлю его оставить ее в покое... И тогда Ковен засмеялся мне в лицо, сказав, что я глава семьи, что она обязана повиноваться мне, а его долгая преданность в полной мере заслуживает награды. Я пытался его вразумить или, по крайней мере, набраться терпения. Я надеялся... Бог знает, на что... на то, что он устанет...
— Устанет? — загремел Оливье. — От чего? Устанет ждать?
— Вот ждать он как раз не хотел. Он видел Од каждый день, и это сводило его с ума. Он жаждал заполучить ее любой ценой.
— И тогда? — спросил Монту, который до сих пор молчал и просто пил.
— И однажды вечером мы сбежали. Днем я повидался со старшиной капитула, и этот уважаемый человек снова помог мне. Он поручил нас рыбаку, который отвез нас в своей лодке вверх по Сене до Мелена и, оставив нас там, отправился обратно. Рождественская погода в течение нескольких дней была достаточно мягкой. Я раздобыл крепкого мула для сестры и наших пожитков, и небольшими переходами, передвигаясь от рассвета до сумерек, иногда вместе с группами торговцев, мы добрались до города на берегу Соны, до Шалона, где мы получили место на барже, спускавшейся к Лиону. Дальше мы поплыли по Роне и высадились в Оранже. Там мы раздобыли другого мула — первого мы без труда продали в Шалоне! — и отправились на поиски вашего замка.
— И вам удалось найти дорогу?
— О, иногда мы плутали, но вы так часто рассказывали о вашем крае, так хорошо описывали дорогу, города... командорства тамплиеров, что было не слишком трудно добраться сюда.
— Я думаю, что Господь хранил вас, — произнес барон Рено. — Такой длинный путь без происшествий, без нападений злодеев, а ведь у вас даже не было оружия... а сестра так красива... это просто чудо!
— Мы благодарили Его, как могли. А лицо Од всегда было закрыто вуалью.
— Все сложилось как нельзя лучше, — заключил Оливье. — Нам с Монту тоже надо благодарить Господа, что помог нам в нашем путешествии. Мы дали обет пойти к Нотр-Дам-де-Мустье... Но скажи, отец, что случилось с библиотечной башней?
Он чуть было не забыл о ней, радуясь встрече. Но сейчас вдруг вспомнил увиденную при входе картину. Он ждал простого ответа и получил его. Но не понял, почему лицо отца стало как будто чужим.
— В нее попала молния, — сказал он.
— Молния? А остальная часть замка не пострадала? Невероятно!
— Поговорим об этом позже... в более подходящей обстановке. Ты, должно быть, устал. И мессир Пьер тоже...
Тот засмеялся:
— Давно уже никто не называл меня так! Это пробуждает воспоминания...
Помогая отцу подняться по ступеням, ведущим наверх, Оливье подумал, что в первый раз за многие годы он будет спать под одной крышей с женщинами, но это не смутило его. Храм, его строгие ритуалы, его требования, которые легко было выполнять, когда военная жизнь заполняла все существование, уходили в прошлое, покрывались туманом. И он не только больше не страдал от этого, но испытывал странное чувство свободы, смешанное с неким подобием надежды. Должен ли он видеть Божий знак в том, что дети Матье здесь... или это новая форма искушения, более жестокая, чем прежние? И ночью, прежде чем уснуть, он долго молился, надеясь обрести просветление. Он плохо спал и рано утром отправился в часовню к заутрене, которую отец Ансельм всегда служил для обитателей замка. До того как Оливье принял обет, он часто заходил туда и часто видел там мать. На этот раз, когда он вошел в церковь, освещенную двумя большими свечами из желтого воска, его взгляд упал на отблеск, которые они отбрасывали на белокурую голову, наполовину скрытую белой вуалью... и удалился. Преклонить колени рядом с Од в узком пространстве церкви было бы мгновением чистого счастья, на которое он не имел права.
Оливье пересек двор, где уже суетились конюхи и прачки, собиравшиеся спуститься к реке. Все радостно приветствовали его, и это согрело ему сердце. Он отвечал им приветливо и просто, счастливый оттого, что снова стал частью этого мира. Тонен, старый конюший, остановил хозяина.
— Так хорошо, сир Оливье, что вы здесь, и мы все рады этому. Но... не собираетесь ли вы снова отправиться в путь? — спросил он со сдержанной тревогой.
— Нет, Тонен! Я пришел, чтобы остаться, помогать отцу и заботиться обо всех вас!