А между тем Оливье продолжал:
— Я люблю вас, и, кажется, давно, и желаю взять вас в жены... если вы, если вы согласны стать моей женой!
О! Каким светом озарилось лицо Од, на котором еще не высохли следы недавних слез! Но тревога еще жила в прозрачной голубизне ее глаз, и Оливье догадался, о чем она думает.
— Так как Храма уже нет, то и мои обеты больше не существуют. Отец Ансельм подтвердил мне это. Он обвенчает нас, если вы согласны выйти за меня, и если Реми не будет против, — добавил он, поворачиваясь к другу, который, не в силах от волнения произнести и слова, только кивнул головой. Оливье подошел к Од и, все еще не решаясь прикоснуться к ней, преклонил колени:
— Я уже не юноша. Я на двадцать лет старше вас, но я так люблю вас! Од, Од, умоляю, ответьте! Желаете ли вы принадлежать мне, как и я буду принадлежать вам?
Тогда она протянула ему руки. Он взял их в свои, поднялся, и девушка оказалась в его объятиях.
— Всей душой, всем телом я хочу быть вашей, сеньор мой, потому что не помню дня, когда бы не любила вас...
Она обратила на него свое сияющее лицо, и Оливье осталось лишь наклониться, чтобы поцеловать ее в губы...
Над их головами взлетела потревоженная славка и устремилась прямо к солнцу...
Очень скоро, сидя на крупе Ланселота, обхватив Оливье руками, Од вернулась в Валькроз.
Эпилог
Когда неделю спустя она опустилась на колени рядом с Оливье в часовне замка, на ней было алое платье, вышитое золотом, подаренное королевой Маргаритой Провансальской Санси де Синь по случаю ее бракосочетания в Сен-Жан-д'Акре. Накануне она положила на алтарь рубиновую застежку, подаренную другой Маргаритой, той, что нашли мертвой за два месяца до этого в тюрьме замка Шато-Гайар. Она не хотела носить ее, предпочтя принести в дар Богоматери...
Учитывая обстоятельства, обрученные хотели обвенчаться тихо и незаметно, но в Провансе невозможно утаить праздник. Барбетте пришлось, начиная с вечера, выдержать натиск нескольких веселых кавалькад местной знати, нагрянувших со стягами и гербами, чтобы вручить подарки и поучаствовать в свадьбе. А в вечер свадьбы дамы, многочисленные и блистательные, повели к брачному ложу дочь Матье де Монтрея... но среди них не было дамы д'Эспаррон.
Год спустя разрушенная башня была восстановлена. В развалинах, среди останков трех человек, нашли обугленное, но целое и все еще узнаваемое тело. Все это сложили в мешок вместе с обломком скалы и сбросили с высокого берега в бурные воды Вердона.
В день, когда на вершину башни был положен последний камень, Од родила маленького Тибо, смуглого, как каштан, которого Рено с волнением принял из рук Оливье. Подняв его вверх, старик подошел к окну, откуда можно было видеть новую башню.
— Вот и продолжение рода! — воскликнул он, в то время как младенец, недовольный тем, как с ним обращаются, решительно протестовал. — Не странно ли, что Господь доверил нам сохранить одно из самых главных сокровищ человечества и, безусловно, самое важное сокровище еврейского народа, нам, в чьих жилах течет кровь королей Иерусалимских, императоров Византийских и великого Саладина?
— Мы — хранители, отец, я уверен в этом. Я тоже этим горжусь, но... мы не будем ими до конца времен. Кто придет нам на смену?
— Господь позаботится об этом, сын мой! Последними хранителями станут гора... и забвение.
Секретный же механизм, который остался цел после удара молнии, Рено и Оливье уничтожили по общему согласию.