ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава I
СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
В подводной тюрьме Люда потеряла представление о времени. Своих ручных часов она лишилась еще в Лебединой бухте, когда попала в плен, а здесь непрерывно горело электричество, и нельзя было отличить день от ночи. Отдав Анчу письмо, она долго сидела наедине со своими мыслями.
Потом ей принесли еду. Это мог быть обед, но мог быть и ужин, потому что после этого в каюту очень долго никто не заглядывал. В конце концов Люда уснула.
Проснулась она от шума и беготни за стенкой каюты. Откуда-то долетали звуки пулеметной стрельбы. Через несколько минут лодка пришла в движение. Одновременно в каюту вошел Анч и приказал следовать за ним.
— Вы поможете перевязать раненого, — сказал он, — и посидите возле него.
Шпион проводил ее в небольшую каюту с двумя койками и маленьким столиком. Из этой каюты, как и из командирской, был выход через центральный пост в боевую рубку. Позднее Люда узнала, что это была каюта помощника командира и помощника Анча. Последнего она сразу там увидела, но вначале не узнала. Перед ней на койке лежал без сознания окровавленный человек. Другой наклонился над ним и разрезал ножом одежду. На маленьком столике стояла походная аптечка.
Моряк приказал ей держать голову раненого и стал заливать рану иодом. Это были страшные рваные раны.
Во время перевязки с палубы донеслись пушечные выстрелы. Девушка волновалась. Ей казалось, что на пиратов напали и они обороняются. Может быть, в эти минуты решалась ее судьба. Вскоре Люда почувствовала, что лодка погружается.
Закончив перевязку, моряк показал знаками, что девушка должна сидеть около раненого, пока тот не придет в себя. Потом моряк вышел. Люда осталась одна и наконец узнала раненого: это был матрос, которого она уже несколько раз видела. Он лежал с закрытыми глазами, без сознания, иногда стонал. Люда сидела на маленьком стульчике за столом и осматривала каюту. Сквозь дверь из центрального поста управления до нее временами долетали отдельные слова. Из обрывков разговора она узнала о тревожном настроении пиратов. Они вспоминали о самолете. Потом было слышно, как ругался командир, отвечая кому-то по телефону. Казалось, тревога пиратов все возрастала: лодка остановилась, был отдан приказ соблюдать абсолютную тишину. Люде хотелось изо всей силы крикнуть, но она сдерживалась, не зная наверное, поможет ли ей этот крик. Потом лодка бесшумно поднялась, но на поверхность не всплыла. Вероятно, пираты наблюдали море в перископ. Через несколько минут раздалась команда выпустить торпеду. Торпедного выстрела Люда не услышала. Но радостные восклицания командира лодки вскоре сменились проклятиями. Чей-то голос произнес:
— Эсминец остановился. Ничего, она поймает его на спирали.
Потом тот же голос добавил:
— Их прожекторы могут обнаружить перископ.
Судно снова стало погружаться. Люду охватила тревога: девушка догадалась, что на поверхности моря какому-то судну угрожает торпеда. И в самом деле, вскоре прогрохотал глухой взрыв и в центральном посту управления послышались радостные восклицания. Девушка до боли сжала кулаки. Лодка снова поднималась. На этот раз она всплыла на поверхность. Люда застыла со стиснутыми кулаками и закрытыми глазами. В воображении ее встала картина гибели парохода и людей.
Но вдруг Люда встрепенулась и раскрыла глаза. Из центрального поста управления снова доносилась ругань командира. Должно быть, на поверхности произошло не то, чего ожидали пираты. Прозвучал приказ открыть баллоны со сжатым воздухом и включить на полный ход электромотор. В голосе командира слышался испуг. Значит, теперь в опасности была уже лодка. Люда почувствовала прилив радости, забыв, что опасность угрожает и ей самой.
Командир требовал самого полного хода. Где-то вдали с бешеной скоростью нарастали шум и грохот, словно киты-великаны били по воде могучими хвостами или над головою по мосту бешено мчался поезд. Что-то прогрохотало над лодкой. Судно вздрогнуло, качнулось и пошло вниз. Из центрального поста управления послышался голос:
— Сломан перископ… Право руля! Лежать на грунте!
Лодка ушла на максимальную глубину.
Девушка взглянула на раненого. Он пришел в себя и лежал с открытыми глазами. Внимательно посмотрев на склонившуюся к нему Люду, он прошептал:
— Воды!
Он произнес это по-русски. Пораженная, Люда хотела сказать, что понимает его язык, но спохватилась и промолчала. Она налила в стакан воды и поднесла к его губам. Едва раненый успел выпить и прошептать благодарность, как лодка содрогнулась и за стенами ее послышался взрыв. Это был первый взрыв; потом они следовали один за другим, то ближе, то дальше. Лодка вздрагивала и поднимала вверх то нос, то корму. При одном из взрывов погас свет, но вскоре снова зажегся. Лодка ползла по грунту, пытаясь выскользнуть из зоны обстрела. Это ей как будто удалось, но после недолгого молчания вновь загремели взрывы. Наконец одним из них лодку подбросило вверх, потом швырнуло на грунт. Люда упала на пол. Свет погас и больше не зажигался.
Из центрального поста доносились тревожные восклицания. Командир и его помощник запрашивали по телефону о положении в машинном отделении, на корме и в торпедном — на носу. Люда не слышала ответов, но из самих вопросов поняла, что лодка получила повреждения, что затоплены какие-то переборки и связь между центральным постом и другими помещениями, кроме двух кают рядом, прервана. Так в темноте и тишине они пробыли несколько часов, пока гидрофонисты не оповестили, что надводный корабль ушел. Тогда начались оживленные переговоры по телефону, в машинном отделении раздался стук молотков. В каюте снова вспыхнуло электричество.
Из подслушанных разговоров Люда узнала, что коридоры между центральным постом и другими помещениями затоплены, что сломаны вертикальные рули, не открываются клапаны баллонов со сжатым воздухом, которым пользуются для вытеснения воды из цистерн, и что, следовательно, лодка может только ползти по грунту. Радиостанция была так повреждена, что радист не брался наладить ее раньше чем за три — четыре дня, да и все равно с большой глубины он не мог ни с кем связаться. Приборы показывали, что лодка лежала на стодвадцатиметровой глубине. В аккумуляторах оставался минимальный запас энергии.
В командирской каюте состоялось совещание, содержание которого осталось неизвестным Люде. Затем лодка снова поползла по грунту. Командир иногда громко говорил по телефону, ободряя и успокаивая команду. Раненый лежал молча, изредка пил. В два часа дня попросил помочь ему подняться, с трудом сел на постели, потом здоровой рукой оперся на стол и ступил одной ногой, но другую не мог сдвинуть с места. Он вынужден был вернуться на койку. Анч только один раз заглянул к ним и сразу вышел, ничего не сказав. Заходил еще помощник командира — взять что-то из ящика на столе, осведомился о самочувствии раненого и сообщил, что лодка идет на мель.
В центральном посту теперь разговаривали мало. Телефон звонил редко: команда, должно быть, успокоилась и не тревожила своего командира. Как и раньше, чувствовалось, что лодка ползет по грунту.
Командир и старший офицер вначале отдавали множество приказов, стараясь различными маневрами направить судно носом вверх и таким способом подняться на поверхность. Но, очевидно, руль глубины заклинился в таком положении, что лодка направлялась вниз, и все усилия пиратов оставались тщетными. Иногда лодка задерживалась, встречая неровности на грунте. К счастью пиратов, на дне не было обрывистых выступов или слишком крутых подъемов, и после небольшого усилия лодка всякий раз одолевала небольшое препятствие и ползла дальше.
Один раз гидрофоны отметили, что над лодкой прошел пароход. Старший офицер доложил об этом командиру. Лодка остановилась и простояла до тех пор, пока наблюдатель не известил, что шум парохода исчез. В два часа дня из центрального поста управления донесся тревожный разговор. Командир приказывал кому-то по телефону не терять надежды, не вдаваться в панику, предлагал открыть какие-то краны и обещал скорое спасение.