Выбрать главу

Люда, посмотрев в сторону, куда показывал отец, увидела высокого человека с футляром, перекинутым на ремне через плечо, как обычно носят фотографы.

Это был Анч. Он утром появился в Соколином вместе с инспектором, познакомился с рыбаками, узнал, куда пошел профессор Ананьев, и направился вслед. Подойдя ближе, он увидел, что его заметили, и поспешил к профессору и Люде. Поздоровался, отрекомендовался, сказав, что прибыл сюда лишь вчера с поручением редакции сделать фотоочерк о рыбаках Лебединого острова и о самом острове.

— Здесь я узнал о ваших работах и, конечно, не могу не зафиксировать этого события. Надеюсь, вы позволите? Это же колоссальное открытие, профессор!

Ананьев улыбнулся, но тотчас же лицо его снова стало серьезным, хотя в глазах пробежала лукавая искорка. Он очень вежливо заметил, что с удовольствием сфотографируется, но возражает против появления этого снимка в прессе. Открытие интересно, но практическое значение его еще неизвестно, и не следует раздувать это в событие такого большого значения. Все же он рад познакомиться с фотокорреспондентом и надеется, что тот поможет ему сфотографировать отдельные объекты и рельеф местности. Конечно, он может сделать это и сам или поручить дочери, но любительским снимкам недостает той четкости, которой достигают специалисты этого дела.

Анч охотно согласился помочь, обещал ни одной фотографии без разрешения профессора в газету не помещать и тотчас же принялся щелкать. Он поминутно предлагал повернуться к свету, убрать руку, поднять плечо, опустить голову и т. п.

— Начинается тирания, — добродушно, улыбаясь, вполголоса заметил профессор. — А все же нам очень пригодятся снимки этого холма.

Анч вытащил портсигар и предложил профессору папиросу. Ананьев протянул руку, но, поймав неодобрительный взгляд дочери, с улыбкой отказался и объяснил, что хоть он и заядлый курильщик, но обязался в течение отпуска не курить… а тут еще и контроль…

Фотокорреспондент шел следом за геодезической партией, как называл Ананьев себя и Люду, и засыпал профессора вопросами о торианитовом месторождении и применении торианита. Его интересовало, целесообразно ли начинать здесь промышленную добычу: ведь холм настолько мал, что даже если бы он весь состоял из торианита, это было бы совсем немного сравнительно с залежами других руд, которые Анчу приходилось видеть.

— Я не знаю, ограничиваются ли залежи этим холмом, — ответил профессор. — Может быть, на определенной глубине весь Лебединый остров стоит на торианитовых породах. Может быть, это лишь выход из глубины большой торианитовой жилы. Надо исследовать. Наконец, и этот холм имеет ценность: песок из него — почти концентрат, который обычно выходит из обогатительной фабрики. Очень интересно проследить историю холма, выяснить, по какой причине он поднялся над равнинным островом. Надо думать, что на торианитовые пески давили какие-то тяжелые породы и они-то и вытеснили песок на поверхность. Впрочем, это специально геологическая проблема, вряд ли она интересует вас. Журналисты обычно требуют более популярной формы изложения. Должен сказать, что торианитовый песок в этом холме высокого качества. Я уверен, что если на его разработку потратить сто миллионов, он даст продукции на два миллиарда. Если же окажется, что это только выход больших россыпей, то цифра увеличится во столько раз, во сколько эти россыпи больше холма.

— А, скажите, техника добывания гелия из этого песка — легкое дело?

— До сих пор это было очень трудно. Но в моем портфеле лежат бумаги, из которых видно, что некоторые люди думают об этой работе, и, кажется, проблема разрешена.

— Ну, а для чего же столько гелия? Если для дирижаблей, то это бесспорно ценно, но вряд ли воздухоплавание будет иметь теперь такое большое значение, учитывая колоссальные успехи авиации.

— Значение его будет бесспорно велико, но мне кажется, что вскоре большое количество гелия потребуется и в других областях техники. Недавно я беседовал на эту тему со специалистом по благородным газам — профессором Китаевым. Он на пороге важнейших и интереснейших открытий.

— А именно?

— Ну, это его дело. Неоконченные исследования оглашению не подлежат.

— Скажите, пожалуйста, как вы думаете, торианита здесь много?

— Я почти уверен, что да.

— А из каких же веществ можно добыть гелий?

— В каждом веществе, содержащем уран или торий, есть и гелий. Этот благородный газ непрерывно образуется из урана и тория. Частично он улетучивается — поэтому в каждом кубическом метре воздуха есть пять кубических миллиметров гелия, — частично он сохраняется в содержащих его минералах. И чем менее порист минерал, тем больше в нем гелия. Торианит — один из минералов, наилучше сохраняющих гелий. Кроме него, гелий содержится в монаците, фергосуните, клевеите, гематите, но в них его намного меньше. Очень возможно, что мы найдем здесь и эти минералы, но основным выгодным сырьем для нас остается торианит.

— Разрешите мне помочь вам размерять! Мне приятно будет знать, что я одним из первых работал на этом холме.

— О, пожалуйста! Вы с Людой размеряйте, а я буду копать первые шурфы на уже размеченных квадратах.

Профессор взял лопату и пошел на вершину холма, откуда он решил начать свою работу, а фотокорреспондент и Люда отправились дальше с рулеткой. Рулетка была длиною в двадцать пять метров, и приблизительно на таком расстоянии они поддерживали между собой разговор. Анч был чрезвычайно любезен. Он говорил Люде комплименты, рвал для нее цветы, рассказывал коротенькие истории из своих корреспондентских приключений. Он спросил, каким спортом она занимается и танцует ли. Часа через два, возвращаясь в город, они были уже если не друзьями, то хорошими знакомыми. Прощаясь, они условились в ближайшие дни сыграть в волейбол и потанцевать под патефон или радио в избе-читальне.

Глава XIII

ПОДАРОК

В тот же вечер Анч проявил фотопленку, высушил ее, пристроил в каморке у Ковальчука портативный увеличитель и на следующее утро, как только проснулся, начал печатать свои первые снимки Лебединого острова. Ковальчука он отправил в Зеленый Камень покупать легкую гоночную байдарку. Зеленокаменские байдарки славились своею легкостью и скоростью. Анч поручил Ковальчуку купить самую лучшую, не жалея денег, и немедленно доставить к нему.

Находка приготовила постояльцу завтрак, прибрала в доме и вышла по воду. Анч приказал принести в каморку ведро воды, таз, несколько тарелок и свечку для красного фонаря.

Оставшись один в комнате, фотограф долго рылся в чемодане. Он вытащил оттуда несколько патронов с фотохимическими реактивами, достал коробку с папиросными гильзами, пачку табаку и прибор для набивания папирос. Он набил несколько гильз табаком. Делал он это мастерски: папиросы выходили как фабричные. Потом он открыл один патрон с надписью «металлогидрохинон» и очень осторожно высыпал на бумажку немного красного порошка. Перед этим он засунул в ноздри по кусочку ваты, избегал дышать на порошок и все время держал рот закрытым. В свертке из пергаментной бумаги Анч смешал порцию табаку с крупицей красного порошка, набил папиросу и на ее мундштуке сделал едва заметные отметки, потом спрятал свой металлогидрохинон в пергаментную бумажку, смял в комок, положил три приготовленные папиросы — из них одна была с порошком — в одно отделение портсигара, а другое отделение заполнил фабричными папиросами «Экстра». Закончив эту операцию, он взял в руки комочек пергамента и, улыбаясь, проговорил вполголоса:

— Трифенилометрин, трифенилометрин… Интересно… Двадцать, двадцать пять минут — никаких признаков… И внезапная сильная головная боль… синеют губы, движения рук и ног становятся бесконтрольными. Через десять минут — паралич, еще через три — четыре минуты — конец… Гм!.. Гм!.. Где же наша дефективная? Надо руки помыть.

Анч прошел через комнату, толчком ноги открыл дверь в сени и вышел из дома. Находка шла к нему навстречу с полным ведром воды в руке.