Время от времени она поднимала голову и смотрела на маленькую неподвижную светящуюся точку, вокруг которой вращается небосвод.
Небо было чисто и как будто не собиралось покрываться тучами. Но, к сожалению, так только казалось. Если бы Зоря разбиралась в погоде, как разбирался в ней Стах Очерет, она, взглянув на небо после захода солнца, могла бы предвидеть кратковременный, но сильный ветер.
Девочка плыла «по-лягушечьи», то есть брассом, она двигалась медленно, чтобы не утомляться.
Спускалась ночь. Ярко горели звезды.
Зоря плыла и плыла, ничего не видя, кроме своей Полярной звезды, точно собиралась доплыть до нее. Ложась на спину отдохнуть, она не смотрела на звездное небо, а закрывала глаза и прислушивалась, не раздастся ли шум парохода или рыбацкие голоса. Но до нее не долетали никакие звуки, кроме шепота волн, и девочке казалось, что в мире нет ничего, кроме нее и моря, что время тянется бесконечно и волны всегда будут нашептывать ей свой непонятный рассказ. Потом она переворачивалась и плыла дальше. Но вот стали подниматься волны, и вскоре девочку нагнал ветер, а по небу пронеслась какая-то дымка, затемняя звезды и луну. За дымкой с моря ползло черное покрывало. Оно загораживало звезды и сгущало тьму.
Глава VI
ШКВАЛ
Летние месяцы — месяцы гроз. На суше грозы чаще всего бывают в конце дня, между тремя и шестью часами вечера. Но на море они большей частью проходят ночью. Метеорологи объясняют это тем, что ночью водная поверхность теплее, чем суша. Воздух над морем охлаждается быстрее, чем вода, что вызывает усиленное вертикальное движение в атмосфере и приводит к быстрой концентрации водяных паров наверху и к возвращению их на землю в виде ливня. Картина возникновения грозы еще подробно не изучена, но моряки знают, что она всегда приносит с собой шквал — воздушный вихрь. Он, неожиданно налетая, будоражит воду, рвет паруса, причиняет массу неприятностей и быстро исчезает. Шквал с грозой опасен для маленьких парусных судов, но, впрочем, все же меньше, чем шторм. При шквале порывы ветра достигают семи баллов, то есть его максимальная скорость равна пятнадцати метрам в секунду, а шторм только начинается с двадцати метров в секунду — с девяти баллов.
Шквал захватил «Колумб» внезапно. Единственный человек, способный предвидеть перемену погоды — Стах Очерет, — лежал тяжело раненный в запертой рубке. Впрочем, никто из команды, кроме, может быть, Андрия Камбалы, не знал, жив он или нет. Но, прежде чем «Колумб» попал в шквал, произошло событие, задержавшее движение шхуны. Левко, пользуясь темнотою, сумел незаметно для захватчиков испортить что-то, и мотор стал стучать и давать перебои. Командир-пират первый обратил внимание на ненормальность в работе мотора, и Анч спросил, что случилось. Левко заявил, что мотор загрязнен и, если его не прочистить, «Колумб» скоро совсем остановится. Анч ответил на это угрозой немедленно застрелить моториста и успокоился только после заверения Левка, что чистка отнимет не больше часа. Моторист получил приказание немедленно чистить мотор. Ссылка на засорение мотора показалась захватчикам подозрительной, и они охотно спровадили бы Левка за борт, но сам командир-пират, хотя и разбирался в моторах, провозился бы с чисткой, не имея навыка, до утра.
На некоторое время место командира-пирата занял Анч, а тот поднял на шхуне паруса, желая воспользоваться легоньким, почти попутным ветром, чтобы увеличить ход. Он поднял фок, натянул кливер и, показав Марку, как править, отошел к Левку, чтобы следить за его работой.
Шхуна еле-еле продвигалась вперед и, казалось, каждую минуту могла остановиться. Марко мысленно одобрял поведение Левка, понимая, что моторист нарочно возится с мотором, чтобы задержать шхуну. Не надеясь на положительный результат, они оба мечтали как-нибудь задержать шхуну и разрушить неизвестные им, но безусловно преступные планы захватчиков. А потом, может быть, удастся встретиться с каким-нибудь пароходом или другим судном, внимание которого можно будет привлечь криком. Марко решил, что если такой случай представится, он обязательно бросится в море, даже со связанными ногами.
Анч подошел к рубке и, припав ухом к двери, стал прислушиваться. Шпиона волновало поведение раненого, который сумел так крепко запереться. «Возможно, у него есть какое-нибудь оружие», — рассуждал шпион. Учитывая, что в револьвере остался последний патрон, Анч не отваживался активно выступить против шкипера, хотя и не мог допустить, чтобы рана Стаха была очень легкой. Он сам стрелял в Очерета, видел под ним лужу крови и имел основание надеяться на смертельный исход. После захвата шхуны Анч внимательно осмотрел рубку. Огнестрельного оружия он там не нашел, но помнил, что видел противопожарный инструмент: огнетушитель, лом и два топора. Здоровый человек с такими орудиями представлял для пиратов некоторую опасность — с тяжелораненым можно было не считаться. Подслушивая, Анч хотел выяснить состояние Очерета.
Минуты две шпион ничего не слышал. Наконец в рубке послышался шорох — кто-то там передвигался и шептал, но через толстую дверь слов нельзя было разобрать. Неужели шкипер бредит или говорит сам с собою? Казалось, человек в рубке что-то рассказывает. Потом долетел стон. Анча это встревожило. А что, если другой рыбак не убит, а тоже ранен? Это усложняло дело. Впрочем, из рубки не донеслось больше ни звука. Шпион слушал еще минут пятнадцать, но вдруг порыв сильного ветра тряхнул судно; оно рванулось с места, парус надулся в обратную сторону, и шхуну бросило кормой вперед.
В ту же минуту забурлили волны, поднятые внезапным ветром. Зюйд-вест налетел таким порывом, что угрожал перевернуть «Колумб». Пират оставил моториста и бросился спускать паруса, но сделал это недостаточно ловко, и Марко чуть не полетел за борт. Когда был спущен фок, юнга повернул шхуну так, чтобы, маневрируя, идти против ветра, под одним кливером.
Шхуна пошла переменным курсом, но в прежнем, указанном пиратами, направлении. Оставив юнгу, пират вернулся к мотористу. Дело с мотором усложнялось — началась качка, и моторист не мог как следует работать. Левко проявил исключительную старательность и, казалось, намеревался завоевать полное доверие пиратов. Конечно, ни рыжий, ни Анч не верили ему ни на грош, но, решив, что на моториста влияют их окрики, относились к нему все более строго. Левко время от времени искоса посматривал на ближайшего конвоира, прикидывая, как бы неожиданным ударом свалить его, вырвать револьвер и пристрелить налетчиков одного за другим. Но пираты были чрезвычайно осторожны и становились или за спиной пленного, или не ближе полутора — двух метров от него.
Испортить мотор было нелегко. Нужна была большая ловкость, чтобы сделать это незаметно для рыжего. Не теряя надежды на осуществление своего намерения, Левко прежде всего сделал так, чтобы горючее поступало в мотор в меньшем количестве и давало неполное сгорание. Тем самым ход шхуны уменьшался почти вполовину. Лаг на шхуне был неисправен. Его еще утром разобрали и не успели собрать, и пираты не могли определить скорость хода.
Шхуну качало все сильнее, волны подымались и заливали палубу. Потом хлынул ливень. Ударил гром. Непроглядная мгла окутала море и легкую шхуну, которая взлетала на волнах, как игрушка. Марку только при свете молний, время от времени прорезавших тьму, видны были настороженные фигуры захватчиков и локоть Левка.
Попадая в шторм или шквал, шхуна начинала скрипеть, а при сильной качке откуда-то из-под палубы доносились звуки, напоминавшие удары колокола. Причины скрипа до сих пор никто не установил, это была тайна корабельного мастера. А звон начался после одного ремонта. Какой-то рассеянный рабочий оставил в металлическом воздушном ящике под палубой железный предмет, должно быть висящий на крючке. На большой волне этот предмет начинал раскачиваться, ударяясь о стенки ящика. Теперь как раз и зазвучали эти глухие удары. Моторист и юнга относились к ним равнодушно, но пираты встревожились. Казалось, звон шел с моря и напоминал печальный церковный благовест, обычный в их стране, но неизвестный ни Левку, ни тем более Марку. Впрочем, пираты ничего друг другу не сказали.