Следующим был я. Я даже не намок. Прежде чем судно стало клониться вниз, я пробрался вдоль поручня на кормовую надстройку. Потом перевалился через ограждение и прошел на поднявшийся борт, перехватываясь руками вдоль поручня.
В куртке у меня были припасены два флага — английский торговый и флаг фирмы «Фаундейшен». Первое, что я сделал, это водрузил английский торговый флаг на бизань-мачту. После этого прошел вдоль верхнего борта к мостику и вывесил там флаг нашей компании. Что бы ни случилось дальше, мы, по крайней мере, поставили наши марки на «Лейчестере».
Сначала я был слишком занят, чтобы смотреть по сторонам. Теперь же, вывесив флаг компании, я взглянул на палубу вдоль подветренного борта. В это время судно накренилось влево, и палуба встала круче, чем церковная крыша. Мне показалось, что я смотрю вниз, в море, почти с пятидесятифутовой высоты. Лодка отошла ярдов на сто в море, и, я вам скажу, эта маленькая лодочка показалась мне такой уютной.
Потом появился Хиггинс, и я решил, что нам лучше всего убраться, пока это возможно. С кормы свисали концы канатов, и мы спустились по ним к воде. Первым был Хиггинс, и, как только нос лодки оказался перед ним, он без колебаний прыгнул в нее.
Лодка отошла назад, чтобы переждать, пока «Лейчестер» снова начнет наклон, я спустился пониже и встал на поручне, повиснув на оттяжках грузовой стрелы на корме.
После этого прошли две или три здоровенных волны, и корабль, кренясь бортом вниз, опустился настолько, что волны сомкнулись над моей головой. Я уже решил, что судно окончательно переворачивается, и держался из последних сил, говоря себе: «Какого черта, дурак, ты сюда полез?»
И тут судно стало выпрямляться. Я оказался на поверхности, вдохнул воздуха и огляделся. Лодка отплыла ярдов на пятьдесят, и казалось, что я заглядываю прямо в глотки троицы на ее борту. Я подумал: если бы они еще шире открыли рты, акулы смогли бы проскочить им прямо в дыхательное горло.
Хищники все шныряли вокруг корабля, и мне захотелось подняться повыше, прежде чем «Лейчестер» снова утянет меня на глубину. Но судно уже пошло вниз, и меня еще раз утащило под воду.
С меня уже было достаточно, и на лодке это поняли. Они решились на отчаянный шаг и устремились вперед сразу же, как только судно стало наклоняться в третий раз. Я прыгнул и чудом оказался в лодке. Вчетвером мы как бешеные устремились подальше от корабля.
Когда мы обходили корму, я заметил, что лаг еще цел. Поскольку «Лиллиан» лаг давно потеряла, я решил, что нужно забрать этот. Мы подгребли к корме на такое расстояние, что я смог добраться до линя и отрезал его в том месте, где он уходил в кормовое отверстие, а потом начал вытаскивать погруженную в воду часть. Это оказалось весьма трудным делом. Я тянул и тянул линь, и вот из воды наконец что-то показалось.
За вертушку на конце линя зацепился треногий деревянный стульчик. Не спрашивайте меня, откуда он взялся. Но им заинтересовалась акула и уходить явно не собиралась.
Мы тащили их обоих, пока акула не оказалась достаточно близко, и нам удалось стукнуть ее веслом, чтобы она окончательно отвалилась. Мне достался этот стульчик, на котором до сих пор сохранились отметки зубов акулы.
Когда мы направились к «Лиллиан», было почти темно. Акула сопровождала нас до самого корабля. Мерзавка надеялась, что у лодки отвалится дно и она заполучит нас. Не могу себе представить, что ей за каким-то чертом понадобился этот стульчик.
«Лейчестер» все еще был потерпевшим судном, но больше не считался брошенным. Когда на серые волны опустилась тьма, на ночном ветерке развевался красный кормовой флаг и флаг «Фаундейшен». «Лиллиан» заняла положение с подветренной стороны, и команда приготовилась ждать «Джозефину» и улучшения погоды.
«Джозефина» шла к «Лейчестеру». С каждым оборотом винта главный механик Гилмор чувствовал, что дизели могут отказать. Вибрируя, словно линь гарпуна, от работы передаточных механизмов машины, судно неслось сквозь тьму.
Мялс стоял на вахте перед радаром, встревоженный не только двумя сигналами, которые можно было принять за отражения от «Лейчестера» и «Лиллиан», но и отдельным сигналом, который мог говорить о присутствии «Зварте Зее». Велли знал, как это понимали и все остальные: пока они не доберутся до «Лейчестера», судно фактически будет считаться брошенным. В полночь Коули отправил «Лиллиан» зашифрованную радиограмму: