— Слушайте, Хендель, — прервал его мысли капитан, — стоит ли говорить о том, что все здесь происходящее должно остаться тайной? Вы меня понимаете?
— Так точно, господин капитан, я вас понимаю. И мне все ясно...
Дядюшка Хендель почтительно посмотрел на гестаповца и русского предателя. И опросил у капитана:
— Разрешите идти?..
К дядюшке Хенделю часто приходил бриться Густав Гутберт, шофер дезинфекционной машины. Это был уже пожилой человек с голубыми, по-детски добродушными глазами и с такой же детской, никогда не исчезающей с его лица открытой улыбкой.
Время сблизило этих двух людей. Частенько они, оглядываясь по сторонам, говорили о гестаповцах такие слова, что, услышь их кто-нибудь, им бы не поздоровилось. А как-то раз в порту за штабелем кирпича дядюшка Хендель увидал Густава Гутберта рядом с русским грузчиком. Они шепотом о чем-то разговаривали, и когда перед ними оказался дядюшка Хендель, оба на миг растерялись. Но только на миг. Русский грузчик быстро сунул руку в карман и мельком взглянул на Гутберта. Тот отрицательно качнул головой. А дядюшка Хендель побелевшими губами прошептал: «Я ничего и никого не видел...»
С тех пор прошло немало времени, но ни тот, ни другой ни разу не упомянули о встрече в порту, хотя эта встреча еще больше их сблизила.
И вот теперь, думая о Сумском-Петриченко, дядюшка Хендель не мог одновременно не подумать о Густаве Гутберте. Ничего о нем «такого» Хендель не знал, но после встречи в порту был уверен: Густав — не обыкновенный человек, он с чем-то и с кем-то связан, простой солдат не будет шептаться с русскими грузчиками...
Густав, будто чувствуя, что его с нетерпением ждут, пришел к дядюшке Хенделю в тот же вечер. В кресле, с наброшенной на грудь и плечи далеко не белоснежной простыней, сидел знакомый Густаву ефрейтор, механик передвижного гаража, Балагур, остряк, парень «душа нараспашку», однако Густав знал о нем немножко больше: это осведомитель гестапо, тип, который за сотню марок продаст родного отца.
Увидев в зеркало шофера, механик осклабился, высвободил из-под простыни руку, сказал:
— Привет коллеге!
Август весело ответил:
— Привет! Дядюшка Хендель, занимаю очередь, приду через десяток минут.
И сразу же скрылся за дверью. Ефрейтор сказал:
— Хороший человек этот Густав Гутберт. Такой не стерпит, если кто-нибудь из молодчиков Гиммлера наступит ему на мозоль. Даст сдачи.
Дядюшка Хендель пожал плечами, но промолчал.
— Разве я не прав? — спросил ефрейтор. И почти шепотом: — Скажу вам вот что, дядюшка Хендель: будь у нас побольше таких людей, как Густав Гутберт, мы скорее выкарабкались бы из этой проклятой войны.
Дядюшка Хендель снова пожал плечами, но теперь уже ответил:
— Такие, как я, господин ефрейтор, войну не проклинают. Сыт, одет-обут, каждый месяц — пару посылочек фрау Хендель. Повоюем!.. — он хихикнул и, ближе склонившись над механиком, продолжал: — А насчет этого Густава Гутберта, господин ефрейтор, вы, кажется, ошибаетесь. Он спит и во сне видит, как бы выслужиться перед гестаповцами. Только разве ж это плохо? Ну вот, вы сейчас выглядите на десяток лет моложе, господин ефрейтор... Прошу...
Гутберт вошел через две-три минуты и сел в кресло. Дядюшка Хендель рассказал ему о разговоре с ефрейтором, потом пожаловался:
— Сегодня устал как никогда! Еле ноги держат.
— Я видел, вы шли от гестапо, — сказал Густав. — Зачем-нибудь вызывали?
Дядюшка Хендель замялся.
— Не они же будут ко мне ходить...
— Это правда. Они не пойдут. Но у них есть свой парикмахер...
— Кажется, есть... Да только...
Дядюшка Хендель явно волновался и не мог этого скрыть. Ему хотелось сразу выложить все перед своим приятелем, однако он понимал, чем ему это грозило в случае... Дядюшка Хендель даже подумать боялся, что его ожидало, если Густав Гутберт окажется не тем, за кого он его принимает. «Черт возьми! — думал дядюшка Хендель, намыливая щеки своему приятелю. — Я ведь знаю Густава не первый день. Это настоящий человек. Да и тот случай с грузчиком... А что, собственно, с грузчиком? Может, какую спекуляцию затеяли, или воровство... Воровство! Разве Гутберт на это способен? Нет, нет, Густав поможет...
— Слушай, дядюшка Хендель, — после некоторого молчания проговорил Гутберт, — давай или выкладывай все, что там у тебя есть, или забудь обо всем. Видно ведь, как ты мучаешься. Ну?