— Почему не спрашиваешь, Иван, куда везут тебя? — после долгого молчания спросил Калугин.
И на этот раз Иван не ответил. Только когда миновали город, Глыба заговорил:
— Люто мы ненавидим друг друга, Петро, — сказал он. — Знаю я, что ты готов мне горло перегрызть, да и я б в долгу не остался, а все же богом молю тебя: скажи, где мой меньшой брательник? Куда вы его дели? Понимаешь ведь ты, Петро, ради него я на муки и смерть пошел, так скажи мне хоть слово о Леньке...
Немец, сидевший по правую сторону Ивана, сказал:
— Молчайт!
— Скажи, Петро, — продолжал Иван. — Ты ж русский человек, хоть и стал таким гадом... У тебя ж у самого братушка есть, Петро... Видишь, как унижаюсь перед тобой? Потому, если помирать придется, легче будет, когда узнаю...
— Молчайт! — снова закричал немец и даже приподнялся с места.
Петро легонько толкнул Ивана в бок, сказал:
— Молчи, Иван. — И громче: — Сказано тебе, нельзя разговаривать! Молчи!
И опять Ивану показалось, что голос у Петра не злой, а сочувственный. «С чего бы это? — подумал Глыба. — Совесть, что ли, заговорила? Так откуда она, совесть, у таких?..»
Машина резко свернула влево и по песку пошла прямо к морю. Потом остановилась, и Калугин сказал:
— Приехали.
Немец вылез первым, взял автомат на изготовку, приказал Ивану:
— Вылезать!
Баркас стоял недалеко от берега, и, хотя была уже ночь, его силуэт четко выделялся на темной воде. Немец подозрительно осмотрелся. Видимо, солдата пугала пустынность берега, тишина. Он прижимал к себе автомат, топтался на месте, не зная, что делать. Но вот от баркаса отвалила шлюпка с одним гребцом, и Калугин подтолкнул Ивана:
— Иди.
Немец загородил им дорогу.
— Стоять!
Вылез из машины и шофер. Он держал в руке пистолет, но вел себя не так беспокойно, как солдат: прошло ведь не более полутора часов, как он покинул баркас, на котором находился капитан Моренц. Шофер своими глазами видел севрюгу и капитана, весело что-то обсуждающего с рыбаками. И капитан лично приказал привезти рыбака Глыбу, чтобы тот приготовил черную икру.
— Не бойся, Отто, — сказал шофер солдату.
Но немец продолжал стоять на пути: им завладел страх.
— Эх ты, вояка! — Петро сплюнул, отстранил солдата и шагнул к морю. — Эй, там, на шхуне! — крикнул он. — Где господин Моренц? Задержка тут, конвоир сомневается.
Прошло не более минуты, и гестаповец подал голоса
— Ганс, кто с тобой?
— Отто Биргер, господин капитан.
— Какого черта вы там медлите, Биргер? — зло крикнул Моренц. — Давайте сюда рыбака! Ты тоже садись в шлюпку, Ганс. Машина пусть постоит.
...Это была шлюпка со шхуны, Иван готов был дать любую клятву, что он не ошибается. Вот и уключина изогнута, и бортик выщерблен, и якорек тот же — Иван сам посылал Леньку домой за этим якорьком.
Он поднял деревянную ногу, перешагнул через борт шлюпки, сел на корму.
Прежде чем подняться на баркас, Петро вытащил нож, разрезал веревку на руках Ивана. Потом сказал:
— Давай, взбирайся. Или подожди, пускай они первые.
Солдат повесил автомат на грудь, взялся руками за борт и легко перепрыгнул со шлюпки на баркас.
— Не падай! — тихо сказал кто-то на баркасе.
Ивану показалось, что немец застонал. Застонал глухо, будто ему зажали рот. И еще показалось Ивану, что он услыхал шум борьбы. Кажется, этот шум встревожил и шофера. Он вдруг весь напрягся. Петро заметил перемену в его поведении. И тоже напрягся, выжидая.
— Ганс!
Это опять глухо вскрикнул солдат. Вскрикнул и сразу умолк. Но теперь шофер не сомневался: на баркасе происходит что-то неладное. Он резко повернулся к Калугину, выхватывая пистолет из-за пояса, куда сунул его минуту назад.
— На!
Петро рукояткой нагана ударил шофера между глаз. Тот запрокинулся на спину и свалился со шлюпки.
— Живо, Иван! — бросил Калугин.
А Иван стоял и оторопело глядел на Петра. Догадка проникла в его сознание, но Глыбе трудно было в нее поверить. Очень трудно. Неужто все, что пришлось пережить, уже позади, и он, Иван Глыба, снова на свободе? Неужто Петро не тот, за кого он его принимал?..
Иван сказал:
— Петро, котелок мой что-то плохо варит... Будто с похмелья я, понимаешь?
— Потом, потом, Иван, — ответил Калугин, подталкивая Глыбу. — Поторапливаться надо.
С помощью Петра Иван взобрался на баркас. Кто-то подхватил его под руки и увлёк в кубрик. Глыба слышал, как Петро кому-то крикнул:
— Вира якорь! Пошли к шхуне!
Дверь в кубрик открылась, и Глыба сразу увидел Краева.
— Комиссар! — не сказал, а выдохнул Глыба и повторил: — Комиссар!