— Отец говорил, что они помеха для молодой леди и ему не нужны лишние сплетни. Он не позволял никому за мной ухаживать, считая это пороком и грехом до моего совершеннолетия. Я встречалась со своими знакомыми только на общих приемах. Мама тоже призывала чтить целомудрие и девичью честь. Я должна оставаться чистой, непорочной до того момента, как они не подберут мне мужа. Представляешь?
— Неа, — мотнул Томас головой. Он и правда не представлял.
— У тебя было когда-то подобное?
— Неа, — еще раз мотнул он.
— Твои родители никогда не… мммм… ограничивали тебя?
Томас задумался, что ответить на этот вопрос. Вроде простым «неа» тут не отделаешься.
— Они умерли? — по-своему истолковала его молчание София.
— Мать да.
— А отец?
— Отец жив.
— Кто он?
Томас в сотый раз сладко зевнул, но все-таки заставил себя чуть приоткрыть левый глаз.
— Мой отец был владельцем нескольких судов, — неохотно выдавил он из себя.
— Значит это корабль твоего отца? — обрадовалась девушка.
— Нет.
— Но…
— Потом, — неожиданно резко и очень четко обрубил ее Томас. — Потом расскажу. — Ему совершенно не хотелось сейчас рассказывать девушке о своем детстве. Больше будет похоже на жалобу.
София смущенно захлопнула рот. В предрассветных сумерках глаза ее блестели, а руки судорожно вцепились в ткань платья, грозясь ее разорвать. Девушка мерзла, но Томас, даже при всем своем желании, ничего не мог ей предложить: он и сам был в одной рубахе.
— А сегодня мой отец запретил общаться с тобой, — перевела она тему. Это должно было заставить Томаса проявить интерес, только вот юноша был больше погружен уже в собственные воспоминания. — но я ему возразила, мы поругались…
Пауза затягивалась.
— Он слишком к-категоричен, ограничен, ц-циничен! — скороговоркой проговорила София, отстукивая зубами барабанную дробь, чуть ли не впадая в истерику. — А мать вс-вс-всегда з-з-за него. П-представляешь?! Они вс-всегда хотели, чтобы я была леди. А я и-и-и ес-сть леди! Я такая, как они хотят, я д-делаю, то, ч-ч-что они ж-желают! А я-я-я-то х-хочу др-р-ругого…
Томас молча накрыл своей теплой рукой ее окоченевшие пальцы. Он уже понял, что этот поток эмоций никому не прекратить. Душевные излияния — дело тонкое, поэтому он только сидел и внимательно слушал, стараясь прогнать сонливость.
— М-м-мне нравится быть леди! — не обратив на его жест никакого внимания, продолжила девушка. — Я в-верная дочь Бога, но я т-тоже хочу-у иметь переп-писку с кем-то, устраивать званые вечера. Завод-дить знакомства, учиться… Представляешь?! — всхлипнула девушка. — Я даже учусь дома! Я н-нигде почти не быв-ваю, кроме нашего поместья, я т-только читаю. Но быть дома тоже неплохо! — почти прокричала она. — Я хочу т-только себя! Почему?! Почемууу?! Почему я не могу оставаться леди и иметь друзей? Ведь у леди есть друзья! Почему я не могу выходить в город, оставаясь при этом истинной дочерью Господа Бога? Разве это плохо? Разве все это плохо? Разве с тобой быть плохо?! Общаться плохо?! Почему…
Девушка накалялась, накалялась, а потом затухла как свеча. Сколько бы Томас не вглядывался в ее лицо, он не заметил слез. Да, глаза на мокром месте, но ни одна слезинка не упала на палубу.
Томас не знал, что сказать. Возможно, потому что он сам уже давно перестал у себя это спрашивать, а может потому что перестал бороться, но сейчас, в эту минуту, полусонный и разбитый, он понял, что его жизнь проста и незатейлива. Жизнь же девушки вся состоит из внутренних противоречий, родительских запретов и желания угодить им.
София встала, высвободив свои руки.
— Расскажи потом о своей семье, — бросила она ему через плечо, спешно удаляясь к себе.
Уже у входа в каюту ей на плечо вновь опустилась теплая рука.
— Я могу посоветовать тебе только жить. Жить просто. Жить, не обращая внимания на все это. Ты ведь все равно будешь жива, а это главное, поверь. — сухо бросив это, Томас растворился в тенях.
— А если я не хочу просто жить? Если хочу жить, как я пожелаю? — прошептала себе под нос София, вцепившись в ручку двери.
На следующий день Томас, проворочавшись остаток своего сна, был полностью невыспавшийся.
— Не ползи, малец! — прикрикнул боцман, вырастая прямо перед его лицом, нанося несильный удар в грудь.
— Отвянь, — вяло отмахнулся Томас, с трудом соображая, принимая его за простого матроса, не вглядываясь в черты лица.
— Что?! — мигом рассвирепел моряк, отвешивая парню оплеуху. — Как ты разговариваешь?!