– Нет, – ответила Персис. – Вы должны рассказать мне правду. Без дополнительных условий. Я буду использовать эту информацию так, как решу сама в зависимости от того, что будет полезно для расследования.
Мариконти удивленно открыл рот. На его грубом лице читалось неподдельное изумление. Вероятно, он не привык слышать «нет», не говоря уже о том, чтобы слышать это от женщины. В уголках его губ мелькнуло что-то похожее на полуулыбку.
Какое-то время они сидели в молчании, наконец итальянец кивнул:
– Хорошо. Но я могу попросить вас действовать осмотрительно?
– Да. Вы можете меня попросить.
Он взял стакан с охлажденной водой, сделал глоток и поставил на место:
– Джон Хили – совсем не герой. Да, он отправился воевать с нацистами, но в Винчильяте ему быстро стало ясно, что значит быть настоящим солдатом. Он был ученым, и он был слаб. Как только нацисты узнали, кто он, они пришли и потребовали, чтобы он с ними сотрудничал. Либо он им поможет, либо его ждут пытки. Или, может быть, даже смерть.
– Чем он мог помочь нацистам? Он был ученым, а не шпионом или политиком.
Мариконти снисходительно улыбнулся:
– Возможно, вы не знаете, но Гитлер, как и многие высокопоставленные нацистские офицеры, был одержим искусством. Они присваивали себе бесценные сокровища по всей Европе – картины, статуи, украшения. Как они, по-вашему, понимали, что стоит красть, а что нет?
Персис молча ждала объяснения.
– Гиммлер, в частности, был одержим оккультизмом. Поэтому его страстью стали древние манускрипты. Но очень мало кто мог по-настоящему понять эту страсть и ценность накопленных им сокровищ. Во время чисток СС убили большую часть интеллигенции, а те, кого они не убили, были вынуждены бежать за границу. – Он постучал по стакану толстым указательным пальцем. – И здесь в истории появляется Хили.
– Вы хотите сказать, что Хили работал на нацистов? – недоверчиво спросила Персис.
– Да. Если говорить точнее, он был коллаборационистом.
Тяжелое слово повисло в воздухе, как пушечное ядро.
– Наверное, у него не было выбора.
Мариконти предостерегающе поднял палец:
– Он был солдатом. У солдата, попавшего в плен, есть только один выбор: страдать или умереть. Солдат, который решает помочь врагу, это коллаборационист. Предатель.
Персис поерзала на стуле, осмысляя услышанное. Хили – прославленный ученый, герой войны! – был предателем.
– Почему об этом никто не знает? В смысле, если это правда, почему нигде об этом не говорят?
Взгляд итальянца стал еще жестче.
– Эти факты всплыли на поверхность совсем не сразу. Дело в том, что Хили был очень умен. Он заключил с немцами сделку, чтобы предусмотреть все непредвиденные обстоятельства. Он не хотел губить свою репутацию на случай, если нацисты проиграют войну, а ему удастся вернуться в Англию. Не хотел, чтобы его считали предателем. Поэтому попросил своих новых хозяев подделать записи в Винчильяте, чтобы любой, интересующийся его прошлым, решил, что он все время был в лагере. Едва ли кто-нибудь стал бы копать глубже – никто и не стал. И вот в какой-то момент он выбрался из Италии. Мы не знаем, бежал ли он сам или его отпустили, хотя последнее маловероятно. Важно, что, когда он вернулся в Англию, его назвали героем и дали медаль. – В голосе Мариконти отчетливо слышалось презрение. – Когда правда открылась, об этом знала только союзная разведка, и они решили сохранить все в тайне. Я могу их понять. В конце концов, британскому правительству не хотелось, чтобы все узнали, что оно вручило медаль пособнику нацистов. Как у вас говорится… не буди лихо, пока оно тихо? Для них Хили был тем самым лихом. Мы сейчас с вами говорим об этом потому, что полгода назад правду случайно узнала СИФАР, организация, на которую я работаю. Мое начальство решило, что эту информацию можно использовать. Итальянское правительство ясно дало понять, что хочет вернуть как можно больше итальянских сокровищ, украденных нацистами. Хили помог вывезти из моей страны множество редких книг и манускриптов – из монастырей, музеев, университетских библиотек, частных коллекций. От этих стервятников ничего нельзя было спрятать.
Персис попыталась представить Хили вместе с нацистами. Несомненно, он согласился сотрудничать, только чтобы сохранить себе жизнь, чтобы избежать пыток или чего похуже.
Но может ли это оправдать его выбор?
Как бы она сама поступила на его месте? Легко рубить сплеча, сидя под освещенными солнцем деревьями в саду, но моральная оценка поступка зависит от обстоятельств. Достаточно вспомнить смерть ее собственной матери. Кто был в ней виноват? Британцы? Ее отец? Или сама ее мать, которая настояла на том, чтобы поехать на тот митинг?