Однако факты нельзя было игнорировать.
На свете существует несомненное зло, черта, которую нельзя переходить. Во всяком случае, нельзя тем, кто хочет в целости и сохранности вернуться на светлую сторону. Джон Хили принял решение сотрудничать с таким злом, какого еще не было на земле, и почти никто об этом не знал.
Персис сделала большой глоток чая со льдом, чтобы дать себе время подумать. Потом она обратилась к Бельцони:
– Поэтому сюда приехали вы?
Он кивнул:
– Я должен был убедить Хили добровольно с нами сотрудничать.
– Он мог отказаться?
– Вы сами все понимаете, – пожал плечами итальянец.
– Вы могли его выдать, – ровным голосом произнесла Персис. – Вы думаете, поэтому он так поступил?
Бельцони нахмурился:
– Я не заставлял его похищать манускрипт Данте. И он покончил с собой не из-за меня.
– А почему тогда он покончил с собой? Почему именно сейчас?
– Из-за чувства вины, – ответил Бельцони. – Вероятно, оно преследовало его с самой войны. Предать свою страну не так-то просто.
Это могло быть правдой. Эрин Локхарт говорила, что Хили плохо спал по ночам, что его мучили кошмары. Чувство вины это объясняло. Персис десятки раз видела, как Сэм мечется во сне, вспоминая тот роковой день, когда он повез ее мать на митинг. Смерть Саназ Вадиа преследовала его до сих пор.
– Но это не объясняет последние действия Хили, – сказала она наконец. – Для начала, зачем он украл манускрипт? Раз он должен был помочь вам вернуть похищенные сокровища. Если только… – Она посмотрела прямо в глаза Мариконти. – Вы приказали Хили украсть «Божественную комедию», чтобы вы могли увезти ее в Италию?
– Нет, – мотнул головой Мариконти.
– Это бы многое объяснило.
– Я сказал «нет».
– А какой в этом смысл? – вступил в разговор Бельцони. – Мы бы никогда не смогли выставлять манускрипт в Италии, если бы он был украден. Начался бы дипломатический ад.
– А когда это кого-нибудь волновало? Сам факт обладания важнее всего, разве нет?
Мужчины обменялись непонятным для Персис взглядом. Интересно, не оказалось ли ее предположение ближе к истине, чем она ожидала.
Это действительно было логично.
Заставить Хили украсть манускрипт. Тайно вывезти его в Италию. Все отрицать. И пусть споры тянутся бесконечно.
Индийское правительство до сих пор требует от британских коллег вернуть несколько бесценных сокровищ, например бриллиант «Кохинур», а те, в свою очередь, просто игнорируют эти просьбы. Шансов на возвращение похищенных драгоценностей было не больше, чем на то, что отец Персис бросит пить и встанет на путь благочестия.
– Что вы собираетесь делать, если мы найдем манускрипт?
– Продолжим просить индийское правительство вернуть его Италии, – сказал Мариконти. – По официальным каналам.
Фраза казалась заученной.
Персис боролась сама с собой, не зная, верить ему или нет.
– Поверьте, инспектор, мы только хотим точно знать, что манускрипт в безопасности, – мягко сказал Бельцони. – Он часть нашей истории. Для нас это очень важно.
Персис достала записную книжку, открыла на последней загадке Хили и положила на стол:
– Хили оставлял нам подсказки. Я думаю, он хочет, чтобы мы нашли манускрипт.
Они вчитались в загадку. Мариконти выпятил нижнюю губу, как верблюд:
– Ничего не понимаю.
– В этом весь смысл. Я думаю, он специально делал загадки сложными, чтобы не любой смог их разгадать.
– Вы смогли, – сказал Бельцони, глядя на нее с нескрываемым восхищением.
Персис покраснела:
– Я была не одна.
Мариконти разгневано хлопнул рукой по столу:
– Merda![45]
У стола материализовался слуга с конвертом на серебряном подносе:
– Мэм, вам принесли сообщение.
Персис встала, взяла конверт и открыла.
Это было сообщение из университета от Фрэнка Линдли.
Надо срочно поговорить. Встретимся в моем кабинете.
Персис взглянула на часы. Было ровно пять вечера.
41
Было ясно, что Фрэнк Линдли что-то нашел.
Он ходил взад-вперед по кабинету, и щеки у него подрагивали от возбуждения. Периодически он останавливался и бормотал:
– Это невероятно.
Персис ждала, пока он заговорит.
Наконец Линдли раскрыл лежащую на столе папку, достал стопку бумаг и протянул Персис:
– Ваш друг Джеймс Ингрэм.
Наверху лежал присланный по факсу армейский послужной список. В верхней части страницы красовался рейхсадлер – имперский орел нацистской Германии с раскинутыми в стороны крыльями и свастикой в когтях. Персис где-то читала, что этот символ – искаженная версия аквилы, знамени древнеримских легионеров.